Я – инопланетянин. Михаил Ахманов

недостатки. Нам в отличие от талгов не требуются корабли; мы посылаем к обителям разума не эти медленные неуклюжие конструкции, а энергоинформационную матрицу, стремительный луч, хранящий человеческую личность. И каждый уренирский Наблюдатель, очнувшись от забвения, является в мир во плоти, привычной для этого мира; он – не чужеродный объект, а столь же законная часть среды обитания, как все живое на планете. Он проживает срок, отпущенный природой, он копит информацию, и этот внутренний взгляд важнее данных, собранных при внешнем наблюдении. Это случай, когда субъективное дороже объективного; исследователь может многое узнать о пчелах или воробьях, но он узнает много больше, став на какое-то время пчелой или воробьем.

      Есть, разумеется, и недостатки. Елавный из них заключается в том, что я на долгие десятилетия ввергнут в темницу плоти, хоть и подобной внешне уренирской, но не прошедшей тот же эволюционный путь и не способной ко многому, что для меня знакомо и привычно. Свободный телепатический обмен, телесная трансформация, перемещение в пространстве без помощи живых источников ментальной энергии, связь со Старейшими, естественная долговечность… Увы, здесь мне все это недоступно! К тому же земное тело при всей его мощи, универсальности и красоте не слишком надежный индикатор внечувствен-ного – вернее, тех феноменов, которые нельзя увидеть и услышать, пощупать, попробовать на вкус и запах. Меньше центров восприятия энергии плюс барьеры в психодинамических каналах, и в результате я не способен изменять свой облик, а вместо мысленной речи улавливаю лишь эмоциональный фон. Но грех жаловаться – на Ра-хени и Сууке я был лишен и этого.

      – Как вы считаете, дружище? – Голос Макбрайта прервал мои размышления.

      – Простите, Джеф, я не следил за вашей дискуссией. О чем разговор?

      – Мистер Макбрайт утверждает, – произнесла Цинь Фэй, – что катастрофа вызвана внешними причинами. Имеется в виду не гибель обнаруженного нами вертолета, а Анклав и все, что окружает нас… – Она изящно повела затянутой в оранжевое ручкой. – По мнению мистера Макбрайта…

      – Детка, я же просил называть меня Джефом!

      – Это, сэр, слишком близкая дистанция, – Фэй иронически усмехнулась. – Стоит ли скромной девушке из Хэйхэ[15] так приближаться к персоне почти божественной? К лицу, владеющему богатством и в силу этого способному играть человеческими судьбами? Нет, неподходящая и очень опасная компания! Ли Бо говорил: «Я жителей неба не смею тревожить покой…»

      Макбрайт дернулся и скривил губы.

      – Кто этот чертов Ли Бо? Один из ваших коммунистических лидеров? Ему не нравятся богатые? И он, как некогда Мао, требует, чтобы его цитировали?

      – Он был поэтом, великим поэтом, – пояснил я, решив, что полезно сменить тему. – Восьмой век, династия Тан… Фэй произнесла строфы из «Храма на вершине горы».

      Даже в сумраке, что обволакивал нас грязно-серой пеленой, было заметно, как вспыхнули ее глаза.

      – Вы знаете Ли Бо, командир?

      – Лично не встречались,