Потом «ствол» забрали – вместе со служебным удостоверением, ессесно… Короче говоря, Алексея, двадцати восьми лет от роду, капитана милиции, старшего опера «убойного» отдела уголовного розыска (теперь уж бывшего, понятное дело), со службы выперли. Как суконно сказано в официальных бумажках, «по отрицательным мотивам». А говоря по-простому – в шею, с треском, со свистом. Вот только что не с позором – чего не было, того не было…
…Вынырнув из мутно-тяжелого, как взгляд безнадежного сумасшедшего, алкогольного то ли полусна, то ли полубреда, Алексей попытался первым делом сориентироваться в пространстве-времени и вообще – в окружающей обстановке. Где? Дома… Класс! Ух ты, еще и в постели «отрубился» – мол-л-лодца! Один? Точно, один. Ну, вообще супер. А времени-то хоть?.. Часы… Часы, да где ж часы-то?! А-а-а – вон они вроде. Полшестого… Полшестого чего?! И… стоп! Они идут-то хоть – часы эти? Сам же в них подушкой запулил вчера – тикали громко, сволочи такие! Или не вчера? Или ботинком? Хотя – какая разница? Теперь вроде не тикают. Плохо… Сориентируемся по свету. Ага, щас… Шторы плотные, из-под них какая-то вроде муть пробивается. Идти отдергивать?! Разбежался… Тут бы на кровати сесть. Ай, да какая вообще, нафиг, разница – утро, вечер?! Вот что с головой делать – это вопрос…
Переходить к диагностике собственного организма абсолютно не хотелось. С другой стороны – чего тут диагностировать?! Полный клинический набор под названием «и в запой отправился парень молодой». Башка раскалывается, глотка пересохла до состояния пустыни, во рту справили нужду – от малой до великой – все возможные и невозможные представители фауны… А уж тошнит-то! Да, кстати – а мутит ведь не только и не столько со ставшей, в общем, привычной уже похмелюги, сколько от совершенно невообразимой вони, доносящейся откуда-то из квартиры. Нет, это даже не вонь – это ж ВОНИЩА! Вот именно так – все прописными буквами и с восклицательным знаком. Понятное дело, квартира молодого холостяка, да еще и если учесть, что в ней уже чуть ли не месяц безраздельно властвует змей цвета самой популярной в мире валюты, ничем порадовать человеческое обоняние не может по определению. Но чтоб такое! И, кстати, вчера этого вроде бы не было. Ну, в смысле не воняло же так!
Из последних сил сдерживая становящиеся почти неконтролируемыми рвотные позывы, Алексей заставил себя принюхаться. И тут же волосы на коротко-стриженой башке зашевелились, а на загривке и вовсе по-собачьи встали дыбом. Смердело отнюдь не скопившимся бытовым мусором и не героически погибшей при исполнении обязанностей закуски рыбной консервой. Уж этот-то запах он не спутал бы никогда и ни за что ни с каким другим. «Спасибо» богатому опыту… В квартире совершенно отчетливо пахло смертью…
Трупов за время службы в «убойном» Леха навидался немало – как свежих, так и отнюдь нет. Так что, пардон за цинизм – и нанюхался тоже. Не раз и не два его впоследствии посещала мысль: если бы кинематограф и телевидение обладали способностью передавать не только визуальные образы (изрядно, кстати, «подмарафеченные» в сравнении с грубой натурой), но и запахи – создатели многочисленных боевиков и прочих «кинострелялок» обанкротились бы в момент. Хотя… абсолютное большинство людей привыкает ко всему. Избито, банально – но ведь правда же! Вот и он в свое время привык. Первое же мертвое тело, в осмотре которого ему довелось участвовать, оказалось трупом мужика, повесившегося самостоятельно, по причинам, которых Алексей так никогда и не узнал. Матерые волчары-сыщики, прихватившие «для науки» с собой зеленого щенка-«летеху», после молниеносного, как тогда ему показалось, осмотра вынесли вердикт: «Самоубийца. Никакого криминала», и группа отбыла восвояси, оставив «головняк» местному участковому.
Алексей тогда смотрел на пустой сосуд, оставленный жизнью и душой, и, по правде говоря, не испытывая особенного шока. Да и потом… Нет, впоследствии доводилось наблюдать зрелища куда более кровавые и шокирующие, но… Что интересно – в памяти неотвязно оседали почему-то не раны и кровь, не мертвые лица и потухшие глаза, а какие-то, на первый взгляд, не самые жуткие подробности – вроде сандалика, свалившегося с неестественно вывернутой ножки девочки, валявшегося на грязном полу подвала. Той самой девочки, с которой и начался для старшего опера Лехи путь к полному и окончательному крушению его сыщицкой карьеры.
Этого подонка Алексей запомнил бы на всю жизнь – даже если бы тот не стал последним из тех, по чьему кровавому следу ему довелось идти. Начиналось-то все с «обычного» выезда на место преступления – детский труп в подвале банальнейшей панельной девятиэтажки обнаружила дворничиха, бдительно среагировавшая на открытую дверь, куда самолично не так давно вешала новенький замок. Когда жертва ребенок, это всегда – страшней некуда. Тут не спрячешься за выработавшиеся в «убойном» способы психического самосохранения – привычный сыщицкий