Я задумался. Птицу было по-прежнему жалко, что в словах Любомира была такая искренность, что мне стало не по себе. Может, и правда пора меняться? Сколько можно жить, сетуя на судьбу и неудачи…
– Возьми этого петуха. Или сам отправишься на поля, слабаком, потерявшим род. Как ты в глаза будешь предкам смотреть, а? – продолжал Любомир.
– Ладно, ладно! – сказал я.
После чего стиснул зубы, открыл клетку и аккуратно, но прочно схватил петуха за лапы. Тот пытался сопротивляться, расправлял крылья, квохтал. Но моя решимость только росла. Видимо, петух это почуял – потому что замер и впал в какое-то оцепенение, лишь изредка подёргивая головой.
– Вот так, – одобрительно кивнул Любомир, – правильно. Теперь поднимайся и пошли.
Что происходило на капище, я запомнил плохо. Любомир давал указания, я старался им следовать с максимальной точностью. Когда пришло время, я смог отсечь петуху голову одним ударом. И обрадовался этому – хотя бы обошлось без лишних страданий. Потом мне нужно было наполнить кровью священные сосуды, прочитать, повторяя за духом слова, смысл которых я не понимал.
И вот, когда я подумал, что уже всё закончилось, оно и началось…
Сначала столб в центре капища подёрнулся синим призрачным пламенем. Потом я ощутил нарастающую боль во всём теле. Особенно сильно схватило живот. Так сильно, что я не смог сдержать крика и рухнул на колени. Помню, что Любомир кричал: «Терпи!» Но терпеть сил не было, боль всё нарастала и нарастала. Я начал царапать себе грудь. Мне хотелось вырвать себе сердце и отбросить его в сторону, чтобы оно, наконец, перестало болеть.
Но это всё продолжалось и продолжалось. Боль тупая, ноющая, режущая, обжигающая – и вся сразу накатывала на меня волнами. Я уже не мог кричать, только тонко попискивал, корчась на земле.
Каким-то образом я перекатился на спину и увидел над собой хмурые бородатые лица. Кто-то тянул ко мне руки. Окунал их в мою плоть, вызывая новые приступы боли. Я чувствовал, как слёзы катятся по моим щекам.
Это продолжалось вечность. Пока, наконец, благословенное чёрное забытьё не накрыло меня с головой.
Я очнулся в своей кровати. За окном всё ещё была ночь. Лишь синеватые лучи редких фонарей в посёлке оставляли на потолке светлые дорожки.
Моргнув, я застонал и пошевелился. К моему большому удивлению, боли не было. Наоборот: я чувствовал себя необыкновенно свежим и бодрым.
Я потянулся и откинул одеяло. Сел.
Через секунду в комнате возник Любомир.
– Ну и горазд ты спать! – заявил он, широко улыбаясь.
– О чём ты? – я кивнул за окно. – Ещё даже не утро.
– Ты провалялся больше суток.
– Да? – переспросил я. – Ну и ладно.
Я встал с кровати, задёрнул шторы и включил свет в комнате. На мне была всё та же ритуальная одежда, испачканная землёй и кровью жертвенного петуха. Комок тошноты подкатил к пустому желудку. Поморщившись, я направился к санузлу.
Сбросив