Ай да Пушкин… Музы о поэте. Анна Керн

кружку и был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его любезности. После обеда Абрам Сергеевич Норов[48], подойдя ко мне с Пушкиным, сказал: «Неужели вы ему сегодня ничего не подарили, а он так много вам писал прекрасных стихов?» – «И в самом деле, – отвечала я, – мне бы надо подарить вас чем-нибудь: вот вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне». Он взял кольцо, надел на свою маленькую, прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое. В этот вечер мы говорили о Льве Сергеевиче, который в то время служил на Кавказе[49], и я, припомнив стихи, написанные им ко мне, прочитала их Пушкину.

      Вот они:

      Как можно не сойти с ума,

      Внимая вам, на вас любуясь;

      Венера древняя мила,

      Чудесным поясом красуясь,

      Алкмена, Геркулеса мать,

      С ней в ряд, конечно, может стать,

      Но, чтоб молили и любили

      Их так усердно, как и вас,

      Вас спрятать нужно им от нас,

      У них вы лавку перебили!

А. Пушкин

      Пушкин остался доволен стихами брата и сказал очень наивно: «И он тоже очень умен». Il a aussi beaucoup d’esprit!» На другой день Пушкин привез мне обещанное кольцо с тремя бриллиантами и хотел было провести у меня несколько часов; но мне нужно было ехать с графинею Ивелич[50], и я предложила ему прокатиться к ней в лодке. Он согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в Триторском. Он шутил с лодочником, уговаривая его быть осторожным и не утопить нас. Потом мы заговорили о Веневитинове[51], и он сказал: «Отчего вы позволили ему умереть? Он ведь тоже был влюблен в вас, не правда ли?»

      На это я отвечала ему, что Веневитинов оказывал мне только нежное участие и дружбу и что сердце его давно уже принадлежало другой. Тут, кстати, я рассказала ему о наших беседах с Веневитиновым, полных той высокой чистоты и нравственности, которыми он отличался; о желании его нарисовать мой портрет и о моей скорби, когда я получила от Хомякова[52] его посмертное изображение. Пушкин слушал мой рассказ внимательно, выражая только по временам досаду, что так рано умер чудный поэт… Вскоре мы пристали к берегу, и наша беседа кончилась.

      Коснувшись светлых воспоминаний о Веневитинове, я не могу воздержаться, чтобы не выписать стихов Дельвига, написанных на смерть его в моем черном альбоме, рядом с портретом Веневитинова: они напоминают прекрасную душу так рано оставившего нас поэта.

      На смерть Веневитинова

      Дева

      Юноша милый! на миг ты в наши игры вмешался.

      Розе подобный красой, как филомела ты пел.

      Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и песен,

      Сколько желаний и ласк новых, прекрасных, как ты!

      Роза

      Дева, не плачь! я на прахе его в красоте расцветаю.

      Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим.

      Ах! и любовь бы изменою душу певца отравила!

      Счастлив, кто прожил, как он, век соловьиный и мой[53].

      Зимой