Памятник Ивану Козлову. Реваз Качарава

нас уничтожить! – Слова сменились звуком хрипа, словно хозяина голоса начали душить, но внезапно разразился ребяческий смех. – Не бойтесь! Это я прикалываюсь. Мать вашу, люди! Мы в другой галактике! Мы общаемся с инопланетной формой жизни и знаете что? Они нас боготворят! Они считают, что я посланник небес, ангел! – Он снова рассмеялся. – Новая эра! Всё получилось! Как там мой колонизаторский звездолёт? «Картошка». Я назвал его «Картошка». Строится? Мой фонд работает? В общем, знайте, люди-человеки, что мы не одни во вселенной, что всё возможно, и пусть это не даст вам покоя. Не даст ни уснуть, ни пожрать спокойно. Эх, как бы я хотел сейчас выпить с кем-нибудь водки, дать по морде, обняться. – Голос его задрожал, – Жду вас. Я вам и денег на всё оставил. И корабль. Прилетайте! Скорее прилетайте! А ина…

      Снова чёрный экран и тишина.

      – Я хочу полететь к нему, – тихо сказал Ринат.

      Дед Аркаша всё это время слушал чуть подавшись вперёд с таким вниманием, что его лицо будто стало ещё старее и морщинистее.

      –И это всё? Из-за этого вся шумиха? – с досадой выдавил он, откидываясь на спинку кресла.

      Девочки громко рассмеялись. Богдан заплакал. По телевизору продолжился сериал про бандита-робота. А тётя Люда начала ругаться с дядей Лёней из-за того как надо кормить ребёнка.

      Ринат отложил игрушки и вышел на балкон. Возле Луны виднелась первая звезда. Мысли таяли в голове. Оставалось только чернеющее небо и появляющиеся одна за другой яркие точки.

      2

      Торжественный зал на первый взгляд походил больше на театр: шикарные люстры, высокий потолок, лепнина. Но стоило присмотреться и становилось понятно, что находишься всё-таки в академии космических полётов: скульптуры изображали не античных богов, а известных космонавтов в скафандрах, люстры формой повторяли туманности и галактики.

      Голоса эхом отдавались в куполообразном высоком потолке, что придавало разрозненному гомону торжественности. Женщины были в вечерних платьях и блестящих украшениях. Мужчины – в строгих костюмах.

      Ринат сидел рядом с тётей Людой. Она была непривычна к подобным мероприятиям и чувствовала себя неловко, постоянно поправляла одежду и причёску, будто все вокруг её разглядывают. Её состояние передавалось Ринату, он чувствовал себя так, будто виноват перед тётей за то, что ей приходится терпеть такие неудобства, и перед всеми остальными, за то, что привёл сюда такую неподготовленную зрительницу.

      Люстры начали медленно гаснуть. Свет оставался только на сцене, покрытой красными коврами. В центре сцены стояла трибуна, а за ней – огромная фотография Ивана Сергеевича Козлова. Его улыбающееся лицо виделось одновременно простоватым, деревенским и, вместе с тем, сверхчеловеческим.

      Заиграла музыка – старинная электронная композиция ростовского дуэта «ППК». На сцену вышел президент академии – Герасименко Александр Михайлович. Полный, лысеющий со лба, седой, но в тоже время задорный и энергичный, как подросток. Когда он улыбался – всё его лицо покрывалось морщинами, становилось забавным.