– Я понимаю, что шляться по ночам важнее, чем учиться, но, может, окажешь нам честь своим вниманием и перестанешь спать на уроках?
– Ничего не смею обещать, но приложу все усилия.
По классу тут и там слышались сдавленные смешки.
Как только Миссис Ричи отошла от моей парты, я снова уронила голову на руки. Из-за спины послышался голос Алекса.
– Эй, Стеф. Тяжелая ночка?
– Не спрашивай. Я на куски разваливаюсь.
Миссис Ричи услышала нас и недовольно зашипела. Решив не искушать судьбу, Алекс замолчал, но перехватил меня после урока в коридоре. Поравнявшись со мной, он будто невзначай спросил:
– Так что?
– Что?
– Где ты была?
Я глянула по сторонам, чтобы убедиться, что никто нас не услышит.
– Подвернулась разовая работа. Флаеры ночного клуба раздавать. Клуб, правда, странный какой-то.
– В смысле?
– Да черт его знает. Народ там какой-то стремный. Не знаю, как объяснить. Нутро ворочается, как рядом с миссис Ричи, когда она орет.
Алекс рассмеялся. Он прекрасно знал это ощущение.
По пути к классу перед нами выросла звездная троица школы, прямо как в клишированных подростковых сериалах. Я попыталась молча обойти их, но мне преградили путь. Струйками тока под кожей вспыхнуло раздражение.
– Чего тебе, Стэйси?!
– Уф! Какая грубая. Я, вообще-то, с добрыми намерениями подошла.
– Да неужели?! – я саркастически улыбнулась пародируя ее слащавый голосок.
– Конечно. Мы вчера поменяли будку нашему доберману. Мама хотела выбросить его подстилку, но я сразу вспомнила о тебе. Не все же тебе на газетах спать. Мягче, как-никак.
По коридору разнеслись смешки проходящих мимо. Стэйси, явно довольная своей шуткой, наигранно хихикала, прикрывая рукой ярко накрашенные губы. Я вскипела и уже во всех красках представила, с каким звуком на пол посыпятся ее виниры, но Алекс взял меня под локоть и увел в сторону. Он знал, что еще одну драку в школе мне не простят.
– Идем, Стеф. Не обращай внимания.
Я, наверное, никогда не привыкну к издевательствам надо мной, но, как говорит Алекс, мой единственный друг: «Всех зубов не выбьешь».
Оставалось лишь постараться потерпеть еще год, и я смогу наконец освободиться от этого всего. Для меня школа стала сущим адом. Все знали, что папина сестра пропила дом, который остался после его смерти. Мать свою я не помню. Больше никого нет. Не раз приходилось неделями жить на замороженных стройках и в заброшенных домах. Мелкие подработки позволяли не умереть от голода, но ни о каких изысках по типу новой одежды мечтать не приходилось. Только то, что можно было унести в одной сумке. Все, что у меня было, это папин армейский жетон с отверстием от пули, которая отняла его у меня, и навыки «дочери полка», которые не раз спасали мою шкуру.
Иногда Алекс спрашивал, почему я не обращусь за помощью к социальным службам или в церковный приют. Но перспектива быть обязанной за кусок хлеба меня не прельщала. Тем более я уже не ребенок.
Оставался еще один урок и тренировка, после чего я должна вернуться к клубу, чтобы заработать себе на еду на ближайшие пару дней.
Волейбол помогал выплеснуть то, что постоянно копилось во мне в течение долгих учебных дней. Я била по мячу с такой силой, что после тренировок все руки светились необъятным космосом синяков. Хуже было только девочкам, которым приходилось принимать мои подачи.
Алекс встретил меня у выхода из спортзала.
– Я тут подумал, может, сходим куда-нибудь?
Я закатила глаза.
– Да-да, я помню, что обещал. Но что поделать, если мне нравится самая отпетая хулиганка школы?
– Алекс, прекрати. Твои родители никогда не позволят тебе встречаться с кем-то вроде меня.
– Это мне решать.
– Да брось! Не занимайся ерундой. Мне очень важна наша дружба. Давай не будем ее портить.
Алекс смотрел на меня вымученно, почти умоляюще.
– Алекс, пожалуйста.
– Ладно. Пока повременим.
– Да ты издеваешься? – рассмеялась и ткнула его локтем в бок. – Зачем тебе это надо? Ты представляешь себе этот кошмар? Мы будем ходить за ручку, пить коктейли через соломинки из одного стакана, и я начну вплетать в волосы бантики? Фу!
Алекс рассмеялся в ответ.
– Не знаю, что там с бантиками, а вот коктейль я бы выпил. Идем?
Я повернулась лицом к другу.
– Нет, прости. Пока есть возможность работать, ей нужно пользоваться.
Он смущенно почесал затылок, стоически смирившись с миллионным