И какой-то Синдбад-Мореход
Вдруг увез тебя в дальние страны.
На прощание ты, как всегда,
Закричала: «Увидимся вскоре,
Потому, что у нас никогда
Не кончается, не кончается
Не кончается синее море»
Позабыть мы тебя поклялись,
Мы тебе не прощали измену,
Но взметнулся в тревожную высь
Крик чужой пароходной сирены.
А потом прилетело письмо,
Как совсем неприкрытое горе,
Было в нем откровенье одно:
«Здесь кончается, здесь кончается
Здесь кончается синее море», —
пела Буланова, с поражающе щемящей грустью в глазах. «Что может знать это юное существо о том, где и когда «кончается синее море», — подумала Инга, вволю предавшись рыданиям.
ЛИНА сидела в полутемном зале ресторана и чувствовала жар на своих щеках. Подкрашенные, ухоженные, уложенные в красивую прическу золотистые волосы и элегантный, кофейного цвета брючный костюм омолаживали весь ее облик, а лучистые огромные карие глаза с удивлением младенца, познающего мир, смотрели на окружающую обстановку. Она выпила только немного коньяка, но с непривычки сразу почувствовала легкое головокружение и решила, что пить ей больше не следует. Однако сидящий с ней за столом атлетического сложения крупный блондин заказал еще бутылку шампанского, которую официант еле пристроил на переполненном деликатесами и бутылками с разными напитками столе. Зазвучал дивный голос Александра Малинина:
«Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала,
В расплавленных свечах мерцают зеркала…»
Лину охватила щемящая тоска об ушедшей молодости, от том, что она так мало танцевала в жизни, отдав всю себя мужу и четверым детям. Очевидно, ее настроение отразилось в выражении лица, потому что мужчина участливо спросил:
— О чем вы грустите, Галина Петровна?!
— Да нет, ни о чем. Просто музыка подействовала…
— А расскажите мне что-нибудь о себе, раз уж мы оказались в такой обстановке, — сказал проникновенно мужчина. — Ведь я, по сути, ничего не знаю о вас. Вот собираюсь вас в Америку отправить в командировку, о чем мы говорили. Я же должен знать о вашем моральном облике. — Эти слова вызвали у самого Данилы Ивановича такой хохот, что он вынужден был сделать несколько глотков воды, чтобы прийти в себя. А Лине в этом хохоте открылось что-то детское, непосредственное в начальнике, вызывающее к нему доверие.
— Ох, Данила Иванович! — сказала она, глубоко вздохнув. — Если б несколько лет назад мне кто-то сказал, что я поеду в Америку, пусть даже в командировку, я, поверьте, посчитала бы его своим врагом.
— Да что вы, Галина Петровна! Почему? Вы так ненавидите эту страну?
— Тогда, тогда… я ее ненавидела лютой ненавистью…
— А сейчас?
— А сейчас… Сейчас… — Лина задумалась на мгновенье и, опустив голову, сказала: — Не знаю. Не зря говорят, что время залечивает раны…
Данила Иванович почувствовал,