После таких снов она нередко ходила с головной болью, подавленная. Олег так строил их отношения, что она в этих вопросах не имела права голоса, поэтому с ним заговорить на эти темы она просто боялась, так как он бы обрушил всю вину на нее. Они вообще никогда не говорили на эти темы, но однажды он где-то вычитал статью о женской фригидности и не без намека дал ей почитать, как нечто имеющее к ней непосредственное отношение.
И вот эта ночь, где она ощущала подлинную, идущую от души мужскую ласку, как бы воспроизвела один из ее эротических снов, который, однако, не оборвался в кульминационный момент, а позволил ей насладиться всей гаммой ощущений, предопределенных природой для этой ясной и в то же время загадочной стороны жизни человека…
Лина выключила душ и, снова завернувшись в простыню, проскользнула в комнату, где спала ночью. Не успела она захлопнуть дверь, как на пороге, держа хрустальную вазу с огромным букетом цветов, появился Данила Иванович. Лина опешила, не зная, что сказать. Он поставил вазу на пол, не говоря ни слова, и приблизился к ней, стягивая с нее простыню. Он нежно взял ее на руки и отнес в спальню, меблированную роскошной белой мебелью, где главным предметом была огромная, почти на всю комнату кровать…
На следующее утро, проснувшись, она вспомнила прошедшие сутки до момента, когда погрузилась в сон, как что-то совершенно нереальное, чего она и представить не могла ранее для себя, дожив уже до возраста имеющей внуков женщины.
Она еще лежала, когда Данила Иванович зашел к ней с подносом, на котором были фрукты и шампанское. Уже раскрепощенная и даже привыкшая к этому, еще два дня назад совершенно чужому человеку — начальнику, которого даже слегка побаивалась, она воскликнула:
— Данилушка, ну неужели шампанское прямо натощак? Мы же сразу опьянеем.
— Я именно этого и хочу, — сказал он взволнованно. — Я хочу, чтобы мы опьянели и весь день провели здесь в постели, как вчера.
Лина ничего не ответила и только молча улыбнулась. Она действительно не знала, как себя вести, но определенно не хотела упустить ничего из того счастья, которое на нее свалилось так нежданно. Она знала, что это сиюминутное, ниспосланное волей обстоятельств счастье подобно откровенности в поезде двух случайных пассажиров, которые предельно откровенны только потому, что знают, что, выйдя из вагона, никогда в жизни не встретятся.
Спустя какое-то время пустая бутылка шампанского уже валялась под кроватью, и Данила Иванович, облокотившись локтем правой руки на подушку, начал проникновенно говорить.
— Послушай, Лина, ты не смотри, что я чуть охмелел. Может, я специально старался охмелеть для смелости. Но говорить я буду очень трезвую вещь… Я хочу, чтобы