А вот что я не люблю в таких выступлениях, так это то, что они быстро заканчиваются. Мы еще малоизвестны, поэтому выступаем не очень часто, как хотелось бы. И не очень долго, сколько требуется душе. Сегодня мы на разогреве у местных хедлайнеров, которые проведут тут, возможно, всю ночь. Ну а мы, не успев начать, заканчиваем в десять. Пакуем инструменты и уже через полчаса оказываемся на улице.
Морозно. Стоим, переминаясь с ноги на ногу по скрипучему снегу, и выдыхаем пар изо рта. Все еще разгоряченные, мокрые, с округлыми глазами от переполняющих эмоций.
– Черт, а я говорил, что им зайдет новогодний кавер?! – сплевывает на землю Санчес.
– Новогодний кавер под Новый год? Саш, да ты гений! – от Оли за милю несет сарказмом. И чтобы его почувствовать, вовсе не обязательно смотреть, как она показывает басисту язык.
– Да ладно вам, хорошо отыграли! Дайте вас обниму, пирожочки, – лыбится Герц.
Он тут же приводит сказанное в действие и заключает нас троих в объятия. Герц большой, даже слишком, особенно для рок-музыканта. У него железные мышцы и крепкие руки, из которых ни за что не выбраться. Я, Оля и Санчес терпеливо ждем, когда Герц соизволит нас отпустить. Он сжимает все сильнее и сильнее, почти поднимает нас над землей и покачивает. Мы пищим в бессилии, перемешавшись телами, сумасбродно болтаем ногами.
– Папа! – выкрикивает Оля, тем самым отменяя обнимашки.
Правда, по дороге несется голубой фургон. Олин отец всегда сам забирает дочь с выступлений, а заодно – инструменты. Даже несмотря на то что постоянно занят, он находит время для семьи, тем более сегодня, в новогоднюю ночь.
– Ну бывайте, – небрежно кидает Птаха, а после грозно поглядывает на Герца. – Чтоб скинул за праздники, понял? Где это видано, чтобы у рок-группы сидел такой здоровяк за барабанами?!
– Вам все равно без меня не справиться, детишки! – прячет ладони в карманах джинсовой куртки с меховушкой Герц и продолжает улыбаться. Мне бы его позитивный настрой.
Пока папа Оли и Герц грузят инструменты в фургон, я топчусь на месте и посматриваю на время. Опаздываю, обещал быть дома в одиннадцать.
– Что, Дубровский, может, с нами пойдешь? Новый год все-таки, хоть раз за компанию, а? – подначивает Санька, сверкая голубыми глазами.
– Не могу, правда, родители приезжают с братишкой, а это капец… Хочется сдохнуть… – жалуюсь я.
– Все, ребят, пока! – машет нам из фургона Оля.
– Лети, Пташка, – посылает ей воздушный поцелуй Санчес.
Олька кривится и показывает басисту фак. На этом и расходимся: Герц с Саньком – в одну сторону на корпоратив, я – в другую, домой. Чуть ли не бегу, перепрыгивая бордюры и прокатываясь на ботинках по льду. По пути достаю влажные салфетки и начинаю оттирать лицо от грима. На самом деле я бесконечно рад, что родители приезжают, они и так бывают редко дома, все больше в Москве. И никто из родных не должен догадаться, где я был. Вытаскиваю из уха металлическое колечко, снимаю браслеты, продолжаю стирать черную жирную подводку с глаз. Волосы уже сами по себе освободились от лака – живо развеваются на ветру. Ногти. Я забыл про ногти! Они черные, глянцевые, с наклеенным черепком на среднем пальце. А ведь ацетон стоит на полочке в ванной. И мне ничего не остается, кроме как натянуть перчатки, замаскировать, так сказать, свой косяк, издержку рок-производства.
Стрелой залетаю в подъезд и резко дергаю за ручку двери. Закрыто. Рыскаю по карманам ключи, но не успеваю их нащупать, как замок щелкает и дверь распахивается передо мной, погружая в ароматы квартиры. Пахнет мясом, мандаринами и какао. Я обливаюсь слюной во рту и ступаю на порог. Свет в прихожей включается, и я вижу перед собой бабушку в нарядном платье и с бусами на шее из жемчуга.
– Бабулечка, я уже здесь. Успел ведь? Они уже приехали? Где Димасик? – заглядываю ей за спину, надеясь увидеть за столом родителей. Но там сидит только дедушка. Он молча смотрит телевизор, наверное, ждет выступление президента.
– Костя! Без пятнадцати двенадцать! Где тебя носило? – хмурится бабушка. – Быстро раздевайся, мой руки и за стол!
– Лечу!
Я все еще не теряю надежды, что родители здесь. Может, вышли из дома или сидят в комнате с Димасиком. Не акцентирую на этом и несусь в ванную. Про руки бабушка очень хорошо подметила: сначала вымываю с кожи остатки грима, а потом смачиваю ватный диск ацетоном и наскоро избавляюсь от черного лака.
Окидываю себя взглядом, верчусь у зеркала, чтобы не пропустить ни одной улики, это важно. Для родных я – домашний мальчик, учащийся в музыкальном колледже, будущий студент консерватории, по окончании которой – профессиональный концертмейстер. Но никак не музыкант челябинской рок-группы «Манекен».
«Родители