Иные палачи не выпускают жертву из когтей. Не успел я сесть за свой стол, как явился Гайар:
– Как дела?
– …
– Знаешь, мы за тебя волновались.
– Что тебе надо?
– Мне не хотелось бы, чтоб мы месяцами дулись друг на друга. Что было, то было, давай не будем к этому возвращаться.
– …
– Я понимаю, это нелегко. Ты столько работал, а тебя исключили из проекта.
– Выйди, пожалуйста, вон.
– Хорошо, но я скоро вернусь. Мы тут посовещались с Одибером… тебе поручат новый проект.
– Вы с Одибером?
– Да. Тут у нас кое-что поменялось, теперь твой непосредственный начальник – я. Так будет проще.
– …
– Надеюсь, проект тебе понравится. По крайней мере, не будешь сидеть без дела.
– …
– А как твое здоровье, лучше? – бросил он на прощание и вышел, не дожидаясь ответа.
Итак, я его подчиненный. Столько лет работать на фирме, горбатиться над сметами, чтобы попасть в зависимость от наглого честолюбца. Гайар упивался своей победой. Он говорил со мной деловым тоном, сохранял серьезный вид, но под этой маской, я-то чувствовал, скрывалась ухмылка. Угадывалось, как ходили желваки на скулах – точно рука онаниста в кармане. Знавал, знавал я таких, как он, упивающихся своей маленькой властью. Насквозь его видел. Закрыв глаза.
Типичный случай – когда-то в прошлом его дразнили и травили сверстники. И он остался на всю жизнь затравленным подростком. Для самоутверждения ему необходимо подавлять других. Свой вечный страх он худо-бедно прикрывает насилием. И даже блестящей карьеры мало, чтобы утолить его жажду мести. Такого человека не убеждает собственный успех. Он все равно ощущает себя самозванцем. Посредственность – такова его неизменная внутренняя суть. Небось, сидя на террасе парижского кафе, он постоянно готов к тому, что его вышвырнут вон. И знает, что такое может случиться в любой момент. В любой момент его могут выгнать из приличного общества. Поэтому он берет свое криком. То же самое с женщинами. Когда-то он драл глотку под окнами недоступной красотки. Строил из себя романтика, поэта, безумца. Хоть в глубине души, я уверен, он женщин презирал и презирает. Потом, спустя годы, женился. Мне иногда случалось видеть в офисе его жену, и она всегда казалась мне несчастной. Глубоко несчастной. Должно быть, поначалу этот человек, любивший пышные речи и жесты, полный новых амбиций с утра и горькой досады к вечеру, чем-то ее привлек. Наверно, это и правда может растрогать: карлик с такими честолюбивыми планами. А ему хотелось блистать, показывать себя героем, все время где-то привирая, что-то искажая. Но для того, кто наблюдал эту комедию из ближних лож домашнего театра, притворство было очевидно. Жена очень скоро увидела его таким, каков он есть на самом деле. В ее глазах он читал ежедневные сводки своей посредственности. Принц превратился в жабу. И это лишь подстегивало