Рост влияния Козимо недаром встревожил какие-то конкретные семьи. Медичи разрушал сложившийся порядок. По словам Макиавелли, Альбицци жаловался, что один только Козимо «из-за влияния, которое обеспечили ему чрезмерные его богатства, повинен в бессилии нобилей. Козимо настолько уже возвысился, что если не принять немедленных мер, он неизбежно станет во Флоренции единоличным государем»[184]. Деловые люди были вынуждены выбирать, какую сторону им занять. Никколо да Уццано, пожилой и влиятельный государственный деятель, осыпал его похвалами:
«Что с нашей точки зрения подозрительно в поведении Козимо? Он помогает своими деньгами всем решительно: и частным лицам, и государству, и флорентийцам, и кондотьерам. Он хлопочет перед магистратами за любого гражданина и благодаря всеобщему расположению к себе может продвигать то того, то другого из своих сторонников на самые почетные должности. Выходит, что присудить его к изгнанию надо за то, что он сострадателен, услужлив, щедр и всеми любим»[185].
Альбицци упорно настаивал на смертном приговоре, но обычно податливые члены синьории в этот раз засомневались, стоит ли заходить так далеко. Они не хотели складывать все яйца в одну корзину; многие были в долгу у Козимо. Может быть, изгнания будет достаточно? О решении спорили целыми днями. Альбицци, чье недовольство все усиливалось, созвал парламент флорентийских граждан и сделал так, чтобы сторонники Медичи на площадь не попали. Козимо, сидя в тесной камере, известной под ироничным названием alberghetto – «гостиничка», – пытался понять, какая его ждет судьба. Он отказывался есть и пить, подозревая, что пища может быть отравлена, пока тюремщик Федериго Малавольти не попытался разубедить его в этом:
Козимо, ты боишься отравления и из-за этого моришь себя голодом, мне же оказываешь весьма мало чести, если полагаешь, что я способен приложить руку к такому гнусному делу. Не думаю, чтобы тебе надо было опасаться за свою жизнь, имея столько друзей и во дворце, и за его стенами. Но даже если бы тебе и грозила смерть, можешь быть уверен, что не моими услугами, а каким-либо иным способом воспользуются, чтобы отнять у тебя жизнь. Никогда я не замараю рук своих чьей-либо кровью, особенно твоей, ибо от тебя никогда я не видел ничего худого. Успокойся же, принимай обычную пищу и живи для друзей своих и для отечества. А чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений, я буду разделять вместе с тобой всю еду, которую тебе будут приносить[186].
Малавольти привел к нему какого-то артиста по имени Фарганаччо, чтобы успокоить нервы пленника. Этот шутник был знакомым Козимо, а также другом