Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой. И. М. Смилянская

II полагалась и на проницательность Алексея Орлова («Мы ни мало не сомневаемся, по довольно Нами испытанному вашему собственному проницанию, чтобы вы сами достаточно не вникли в сии существительные правила Наших статских мнений»), который поймет ее замысел и будет им руководствоваться – «производить дела Наши равнодушным мужеством, не тревожа себя тем, что в ваших предприятиях вам невозможным встречаться будет»[242]. Иными словами, как некогда в Ропше, Екатерина доверяла Алексею Григорьевичу свои сокровенные планы, полагаясь на его понимание и предоставляя ему право действовать согласно этому плану с «равнодушным мужеством» так, как позволят обстоятельства, не исключая возможности низвержения столицы империи «агарянской».

      Вместе с назначением командующим А.Г. Орлову вручались полномочные грамоты: одна для представления тем, кто пожелает участвовать в затеянном Россией деле, другая для предъявления итальянским властям в случае возникновения недоразумений. Кстати, чтобы не допустить появления авантюриста-самозванца, Орлов заранее заготовил свой портрет, который можно было показывать единоверцам[243].

      Тем не менее, в рескрипте от 29 января Екатерина ни звуком не отозвалась на идею освобождения угнетенных единоверцев, более того, она подчеркнула, что «прямая наша цель быть долженствует» в диверсии. Ум императрицы работал расчетливо: она кратко сообщала, что российские добровольцы по преимуществу из преображенцев, о чьей присылке просил А. Орлов, будут прибывать по два-три человека «под приличным предлогом», ибо все приготовления надлежит хранить в глубокой тайне. Основной силой сухопутной части операции должны стать сами единоверцы, которых необходимо приводить к единению с помощью «лучших людей между разными народами»; этих «лучших» надлежит склонять на свою сторону, а оплату их услуг осуществит маркиз Маруцци. Алексею Орлову следовало умерить свой боевой пыл и раньше времени не подвергать себя опасности. Флот должен был приходить небольшими группами. В рескрипте Екатерина обращалась к нему с просьбой высказать «собственные ваши рассуждения о удобности, пользе, времени и количестве отправляемой отсюда в Средиземное море эскадры Нашей»[244].

      В те же дни, когда составлялся изложенный рескрипт Екатерины II к Алексею Орлову, на Совете при Высочайшем Дворе читались и обсуждались «заготовленная грамота к греческим и славянским народам» (она была утверждена 26 января при втором чтении) и упомянутые полномочия графа А.Г. Орлова[245]. В целом текст обращения к славянским и греческим народам соответствует содержанию рескрипта Екатерины от 29 января. Это естественно, так как в его составлении она принимала активное участие (об этом свидетельствуют хотя бы ее пометы на тексте, хранящемся в Архиве МИД[246]). При этом по пожеланию А. Орлова в готовящееся обращение к единоверцам был включен пункт о том, что интересы православных будут учтены при заключении мирного договора.

      Политический