… – Биссмилляхи-р-рахмани-р-рахим, – донеслись до неё звуки молитвы.
Мулла в длинном коричневом аба и безукоризненно белом тюрбане читал красивым баритоном слова молитвы. Он понравился Аманте: одухотворенное лицо, чуть впалые щёки, говорящие о том, что священнослужитель – явный противник чревоугодия. «Таким и должен быть настоящий мулла», – подумала она.
Рядом за главным столом сидели простые смертные: родственники и коллеги умершего. Огромный зал утопал в роскоши, с потолка свисали блестящие хрустальные люстры, свет от них отражался в многочисленных зеркалах. Он предназначался для пышных тоев и торжеств, а поминальный обед казался для него чрезвычайно неуместным.
Возле муллы сидел родственники умершего, за эти два дня буквально почерневшие. Ведь ничего не предвещало. Максат делал яркую карьеру, на зависть многим. Вот именно что на зависть. У казахов всего две болезни – суық тиді немесе көз тиді, или простыл или сглазили. Максат Караев отличался изрядным здоровьем, спортсмен, но вот работа нервная, от больших начальников зависимая.
Аманта слушала разговоры за одним из «женских» столов, но пока зацепиться, казалось, не за что. Женщины за её столом одевались прекрасно – видно, что следят за собой, и хищно подмечали достоинства и недостатки сидящих рядом с ними товарок.
Они от души пили наваристый чай с молоком, отщипывали тёмно-красные виноградины с огромных кистей, возложенных на фруктовую вазу, и, стараясь сильно не шуршать, разворачивали дорогие шоколадные конфеты.
– Видно, хороший человек был, раз Аллах его молодым забрал, плохо, что даже жениться не успел, – повторяли одни.
– Эх, всех денег всё равно не заработаешь, отдыхать надо больше, усталость, она ведь понемногу накапливается, мүшел жаста сақтанып жүру керек2, – говорили другие.
Привычные разговоры за поминальным асом, всё, как обычно.
Но тут до чутких ушей Аманты донёсся немного другой разговор, из тех, которые обычно не предназначаются для посторонних, когда говорится намёками, понятными только для двух задушевных собеседников, точнее, собеседниц.
Красивая женщина, лет сорока, в брендовой пиджачной паре, с бриллиантовыми серёжками и умело выщипанными бровями, – Аманта не имела ни малейшего представления, кем та приходится покойному, поскольку сама оказалась здесь по делу службы, а не по родственному долгу, – наклонившись, беседовала с девушкой с заплаканными глазами. Та сжимала в руке совершенно мокрый платочек и к еде даже не притрагивалась. «Кем она может быть? – невольно задумалась Аманта. – Невеста? Сестрёнка?»
Кто бы ни была девушка, но горе её выглядело совершенно не наигранным и искренним.
Да, одно дело прийти на поминки глубокого старца, и совсем другое – провожать в последний путь молодого человека.
– Очень подозрительная