Зинаида начала осознавать, что перспектива остаться…, ну конечно уж не девой, но одинокой на старости лет, становиться все более определенной и неизбежной. Компании, которые окружали ее в молодости, распались на семьи, а кто не нашел пару или разъехались, или запили.
С возмужанием и Валерка начал выбиваться из-под крыла не только родителей, но и теткиного, все больше времени она проводила в одиночестве и тревожном ожидании окончательного привыкания к такому своему безрадостному положению.
Тем не менее, Валерка забегал к тетке довольно часто, то поесть, то посоветоваться в тех вопросах, которые с родителями не обсуждают.
Как-то, когда уже исполнилось ему четырнадцать, они с компанией отправились на танцы в «Морской Прибой», территория была не наша, далеко от дома. Там кто-то из них неудачно клеился к какой-то местной девице, произошло недоразумение, закончившиеся обычным в те времена способом – дракой в темном углу парка «Прибоя». Наших было мало, били их жестоко, убегать пришлось через забор, с которого и свалился Валерка, распоров и штанину, и ногу об торчавшую в темноте обломанную елку.
Истекаю кровью, он добрался на Авиационную и стукнул в уже темное теткино окно. Она, узнав его, выскочила на крыльцо в наспех накинутом халатике:
– Что с тобой!? – ахнула она, увидев его разбитое лицо. – Давай скорее!
Провела его на кухню, нагрела воду и начала аккуратно промывать и протирать перекисью ссадины на лице и разбитый нос. Закончив с лицом, заметила в свете тусклой лампочки кровь на брюках, раздвинула края рваной штанины и закачала сокрушенно головой, глядя на рваную, хотя уже и не кровоточащую, рану.
– Иди в комнату, там светлее, я сейчас, – скомандовала она, достала из-под плиты большой таз, бухнула чайник на плиту.
Валерка ушел в комнату, включил там свет.
– Что стоишь? Снимай штаны, – Зинаида вошла в комнату с тазом в руках, поставила его посреди комнаты, под яркой люстрой, заставила его, скинувшего рваные штаны, встать в теплую воду и начала промывать рану, уходящую высоко под трусы.
Валерка смотрел сверху вниз на тетку, на ее распахнувшийся халатик, пышную белую грудь, иногда мелькающий сосок. Этот умопомрачительный вид и нежные поглаживания теплой женской руки в весьма чувствительных местах, не смогли не вызвать отклика отзывчивой по-юношески легкой на подъем плоти, и никакие команды мозга и никакое смущение уже не могли повлиять на нее.
Зинаида замерла, закусила нижнюю губку остренькими ровными зубками и подняла на Валерку ясные глаза, в которых мелькали озорные чертики.
Вот так в горячих теткиных объятиях, в теплую летнюю ночь, находясь практически в возрасте Ромео,