себе, как Дидро относился к женщинам, мы должны принять во внимание только его отношения к жене и к г-же Воллан. В своих сочинениях он нередко высказывался в том смысле, что любовь должна быть свободна, что она не терпит никакого принуждения и тем более насилия, что она должна подчиняться исключительно природе, то есть нашим наклонностям: если мы разлюбили женщину, то имеем право с нею расстаться. Таков был теоретический взгляд Дидро. На практике же он не расстался с женою до самой смерти, а в единственной, возвышенной, почти идеальной любви к Софи Воллан оставался верным предмету своей страсти в течение 30 лет, то есть со дня знакомства с нею и опять-таки до гроба. Практика у Дидро не сходилась с теорией, и если сравнить его с его знаменитым другом Жан-Жаком Руссо, который, когда это ему показалось удобным, бросил и жену, и детей, получавших ежегодное вспомоществование от Дидро, даже когда бывшие пламенные друзья сделались столь же пламенными врагами, если, кроме того, принять во внимание необычайную развращенность нравов той эпохи, в которой жил знаменитый энциклопедист, то мы должны будем признать, что нравственный закон имел для него несомненную силу. Его отношения к жене были очень сложны: он испытывал чувство глубокой благодарности за ее попечения и любовь к нему, но душевного общения между ними не было. Г-жа Дидро была женщина семейственная, домовитая, религиозная. Она была прекрасная хозяйка и неусыпно заботилась о внешнем благополучии своего мужа и своей дочери. Но ко всем идеям Дидро, к его напряженной умственной работе, к тому, что составляло его славу, в чем он полагал весь интерес своей жизни, на что тратил все душевные свои силы, она оставалась равнодушной. Она была, как мы заметили, религиозна. Вольнодумство Дидро ее глубоко огорчало. У нее было столько такта, что она не навязывала своих религиозных убеждений мужу, даже всячески его ограждала от назойливости духовенства, но сочувствовать ему она не могла. Много жертв она ему приносила еще тогда, когда они жили в нищете, когда она отказывалась от последних денег, чтобы доставлять ему отдых и развлечение. Но гениальный ум Дидро, подчинивший себе почти всю Европу, не мог подчинить жену: она сохранила свои взгляды, свои убеждения, не имевшие ничего общего со взглядами и убеждениями знаменитого философа. Он любил называть себя Сократом, намекая на то, что жена его – Ксантиппа. И действительно, г-жа Дидро по временам бывала очень бурна. Так, сохранились сведения, что она собственноручно наказывала строптивых служанок; но известно также, что она вступала в рукопашную с торговками, когда они обижали детей. Сердце у нее было доброе, и мужа она горячо любила, но тем не менее душевно сойтись супруги никогда не могли; сам Дидро также был человек очень добрый, но ум его обнимал такие пространства, в которых г-жа Дидро терялась, которых она страшилась, предпочитая оставаться верной тому, что она унаследовала от своих родителей и предков.
При таких условиях Дидро не мог найти себе удовлетворения в собственном доме, и когда он
