Скоро зима. За замок кхассер не волновался – андракийцы стойкие и привычные к суровой жизни, и его люди не исключение. Все лето они трудились, готовясь к тяжелым временам. Хранилища были набиты под завязку, торговля с соседними городами шла полным ходом и обеспечивала приток нужных товаров. Люди запаслись не только продуктами, но и теплой одеждой. Привели в порядок дома: кто-то перекрыл крышу, кто-то проконопатил стену новой паклей, а кто и вовсе новую пристройку соорудил. В поленницах ровными штабелями были уложены дрова, в погребах – заготовки, в сараях – веники да сушеные грибы.
Его самого снова ждал военный лагерь у подножья Драконьих Гор, снова переходы в Милрадию и злые Сеп-Хатти. На долгих четыре месяца придется покинуть Вейсмор и вернуться только с наступлением весны. И снова не хотелось уходить, оставлять родные места без присмотра, но долг перед Андракисом сильнее личных привязанностей и желаний. В этом году особенно.
Визиты к друзьям не дали никакой ясности. Никто не знал, почему Тхе’Маэс объявил ранний сбор, ходили только слухи о том, что на границе с Милрадией что-то изменилось. Что? Почему? Неизвестно. Оставалось лишь строить догадки, которые вряд ли имели что-то общее с действительностью.
Если не считать стражников у ворот, то первой, кого он увидел, въехав во двор, была Доминика.
Не замечая его, она возилась с колченогой пегой виртой. Толку от зверюги не было никакого – своенравная, упрямая, иногда откровенно злая. Она задевала других вирт, не упускала шанса прихватить за руку зазевавшегося смотрителя. Но и избавиться от нее рука не поднималась, потому что спасла она двух солдат на горном перевале – предупредила о скрытом под снегом разломе, а сама провалилась. В тех пор и хромала, и злилась на всех подряд. По законам Андракиса, жизнь ее неприкосновенна, и хозяин должен заботиться о ней до скончания ее дней.
– Ах ты, зараза бестолковая, – шипела Доминика, вытягивая из зубастой пасти свою изжеванную косу, – я же для тебя стараюсь! Стой спокойно!
Куда там! Вирта вставала на дыбы и, наполовину сменив свою форму, пыталась хлестнуть упрямую целительницу длинным, как плеть, хвостом.
– Я все равно до тебя доберусь! – В своем желании исцелить Доминика была беспощадна. – Хочешь не хочешь, а вылечу. Поняла?
– Стоять! – жестко припечатал кхассер.
Вирта тут же остановилась как вкопанная. Ника тоже. Замерла каменным изваянием и даже вздохнуть боялась.
– Что стоишь? Хватай, пока присмирела.
Сообразив, что приказ относился не к ней, Доминика рванула вперед, повисла на шее вирты. Под пристальным взглядом кхассера та окончательно притихла и не брыкалась, когда Ника стала бесцеремонно ее осматривать, но ушами все же нервно пряла.
– Стоять, – повторил Брейр, наблюдая, как хрупкие девичьи руки уверенно прощупывают неправильно сросшуюся ногу.
В душе что-то кольнуло. Что-то острое, тягучее, полное смятения. Кольнуло и разошлось по венам пряной волной.
– Нашла! –