Девичий хор продолжал петь, радуя своим пением всех собравшихся. Голоса дев наполняли зал мелодией, создавая атмосферу торжества и праздника, которая словно закручивалась в вихре еды и песен, образуя вокруг царя и его трона нечто волшебное. Слуги с посудой в форме животных шли по кругу, словно образуя хоровод, и это зрелище было столь впечатляющим, что жена Ивана Васильевича захлопала в ладоши от радости и веселья, её лицо озарилось улыбкой. Ей явно нравилось происходящее, и она искренне восхищалась всем увиденным.
Андрей Курбский, тот самый молодой человек, который был в сговоре в подвале, сидел за столом. Он поднял кубок, полный вина, и в один миг выпил его до дна. Затем, как будто охваченный внезапным порывом, вскрикнул на весь зал. Его глаза встретились со взглядом жены Ивана Васильевича, и этот взгляд был чересчур долгим, почти непозволительным. Они смотрели друг на друга так, как не стоило бы смотреть в подобной обстановке. Этот момент тянулся, пока Курбский, словно решившись на что-то, не взял кубок и со всей силой бросил его на пол. Кубок с грохотом разбился, и этот звук разлетелся эхом по всему залу, заставив всех на мгновение замереть.
Люди, простолюдины в обычной, поношенной одежде, с факелами в руках и грубыми палками, выскользнули из того же прохода, откуда минутой ранее вышел Малюта Скуратов. Их лица были полны гнева и злобного напряжения, будто каждая жилка в их телах натянулась до предела, готовая лопнуть в порыве ярости. Они двигались спешно, их шаги отдавались глухим эхом в сводах хором, словно предвестники грядущей бури.
Иван Васильевич, заметив движение, вскочил с трона. Его лицо напряглось, глаза метнулись по залу в поисках угрозы, и тревога быстро окрасила его мысли. Эти оборванцы, грязные, с изможденными лицами, отчаянно схватились за алебарды охранников, пытаясь прорваться к царю. Их порывы были грубыми, но решительными, и они отчаянно кричали:
– К царю! К царю!
Охранники, натренированные и преданные своему делу, преградили дорогу толпе, выставив вперед огромные алебарды. Они отталкивали разъяренных людей мощными тычками, сдерживая натиск, и острия оружия впивались в воздух перед лицами наступающих. Кричащая толпа не прекращала рваться вперед, их руки тянулись к оружию, а их лица полнились гневом.
– Назад! – раздавались крики охранников, но это лишь подогревало ярость в толпе.
Вскоре белокаменные палаты были заполнены людьми – гневными, кричащими, с факелами в руках, вооружёнными простыми палками и самодельными орудиями. Слуги и бояре в страхе отступали к стенам, наблюдая за происходящим, но не осмеливаясь вмешаться.
Один из бояр, с бородой, подбежал к окну. Он, словно в ужасе, распахнул его и, вытянув шею, всмотрелся в улицы города.
– Замоскворечье горит! Пожар! – закричал он, и его голос