Мать империи. Алёна Дегтярёва

милочка, вы очень слабы. Едва ли вы сможете выносить это дитя. – выдала она свой вердикт, – но если будете бережнее относится к себе, возможно, все получится. Вам нужен полный покой. Не нервничать, не голодать! Кушайте больше фруктов и овощей. И лежите! Много лежите. Покой убережет вас и вашего ребенка. – с этими словами знахарка покинула комнату. Фиска ушла, чтобы проводить ее и Эзеркиль осталась одна, наедине со своими мыслями. Она обязательно должна выполнить свой долг и явить миру это дитя. А после этого, имперская Мать рассчитывала получить долгожданную свободу. Она надеялась, что Император потеряет к ней интерес и наконец оставит ее в покое.

      ***

      Время шло, а Эзеркиль пренебрегая советами знахарки, продолжала ходить в кладовую. Она и не думала выполнять ее предписания, настырно следуя своим желаниям.

      – Прошу вас, госпожа, вы надышитесь там пылью, не говоря уже о том, что вам наказано лежать. – упрашивала ее Фиска, но Эзеркиль было все равно на ее уговоры. Эта единственная радость приносила ей хоть какое-то утешение. Аджме не знал о ее положении, поскольку через это маленькое окошко, сквозь которое они общались, не было видно ничего, кроме ее лица. И Эзеркиль не стала ему ни о чем говорить. Она пропускала встречи только когда чувствовала себя особенно слабой. В такие дни она действительно лежала, и тогда Фиска с облегчением выдыхала, переставая беспокоиться о ее здоровье. Придворная ухаживала за ней как могла и приносила своей госпоже чай с молоком, ягоды и фрукты в глазури, книги, чтобы скоротать время и красивые свежесрезанные цветы. Служанка ставила букеты в вазу на прикроватную тумбочку, но почему-то Эзеркиль эти букеты совсем не радовали. Она все время скучала по Аджме. А цветы напоминали ей о том, что она не имеет права по нему скучать, потому что принадлежит совсем другому человеку.

      – Но черт возьми! – говорила она себе, – пусть он владеет моим телом, но никогда ему не завладеть моей душой! – и только она начинала чувствовать себя лучше, она бежала туда, где отныне находился весь центр ее внимания.

      Император же, с тех самых пор, как узнал о беременности своей жены, стал отправлять к ней повитух, чтобы те научили ее заботиться о младенце. Но Эзеркиль казалась безразличной. Все их поучения она слушала вполуха, ожидая их скорейшего ухода. Как бы Беренгар не старался угодить Эзеркиль, она отвергала все его попытки. В конце концов он вызвал к себе Фиску, и когда та пришла, спросил ее:

      – Вы проводите с моей женой больше времени, чем кто-либо другой. Ответьте же мне, ни в чем ли не нуждается Императрица? Все ли у нее хорошо?

      Он выглядел не то грозным, не то печальным. Фиске было трудно понять, какие мысли пребывали в его голове. Но одно она поняла точно – выражение его лица было не таким как обычно. Император сидел в любимом кресле в своем кабинете, а перепуганная служанка стояла напротив. Беренгар никогда не вызывал ее к себе лично, и раньше его просьбы передавались через третьих лиц. Поэтому она чувствовала себя очень напряженно и не знала,