Дом белого ворона. Фальк Хольцапфель

Но напрасно. Голос исчез. Зато появились эти дикие сны. Плохая замена. Я не могу ни быстрее бегать, ни лучше видеть. Все эти ненадёжные силы больше не работают.

      Барнеби шагнул в комнату. В его заросшем лице трудно было определить перемену, но что-то явно изменилось. Глаза запали, и чётче прорезались морщины на лбу.

      – Силы, говоришь, больше не работают? Хм… – Он по-турецки уселся на пол. Засаленная парка свисала с его плеч как мантия. – Я предложил бы тебе отослать их назад и заказать новые.

      Ариан не засмеялся, и тогда взлохмаченный человечек, достав из кармана пригоршню орехов, стал разгрызать их и неторопливо выколупывать ядра из скорлупы.

      – Смотри, мальчик, разве это не именно то, чего ты хотел? Никто больше не брюзжит над ухом, ты уже не можешь унюхать, что люди ели позавчера, и голова больше не болит. Ночные кошмары наверняка тоже скоро закончатся, и тогда ты полностью освободишься от Кошки, – прогундосил он в поисках подходящего инструмента, чтобы вскрыть особенно неподатливый орех.

      Полностью освободиться? Ариан вопросительно взглянул на него. До сих пор он ведь даже и не знал, что может потерять Кошку. Но правильно ли он понял – неужели есть путь назад? Больше никаких кошмаров. Никакого голоса в голове. Нормальная жизнь без заглядывания за завесу? Он станет обыкновенным подростком и будет сетовать не на ведьминские ритуалы и восстания гулей, а на то, что фильмы дурацкие и домашних заданий море. Где подписать?

      Барнеби бросил ему грецкий орех, и он неловко поймал его.

      – Поверь, мальчик, так лучше. Тотем – это не какая-то суперсила, которую ты запускаешь, когда тебе удобно. Это постоянное служение духам, когда-то бывшим богами. Мы просим их о заступничестве, приносим им жертвы, исповедуемся им – и они порой нам внимают. Но чаще всё же нет. Это не то, чего ты хочешь. Мы оба знаем: в твоей жизни нет места для чего-то более важного, чем ты сам.

      Барнеби, поднявшись, стряхнул с пальто ореховую скорлупу. Ариан собирался что-нибудь возразить. Хотел сказать, что тот ошибается. Но так ли это? И что это вообще значит – «чего-то более важного, чем ты сам». Что может быть важнее собственной жизни? Разве не должен каждый сам о себе заботиться, плыть дальше, чтобы не пойти ко дну? Разве он уже не достаточно сделал для других?

      – Так, а теперь мне пора вниз. В конце концов, такой пирог сам себя не съест.

      Дверь захлопнулась, а Адриан так и сидел на полу. Прошло довольно много времени, пока он заметил, что предмет в его руке вовсе не орех.

      Мерле провела по металлическим струнам, не издав ни звука. Она почти не ощущала их – настолько огрубела кожа на подушечках пальцев. Раньше этого не было. Когда отец только дал ей гитару, пальцы начинали болеть уже через несколько минут.