Хи-аш говорила, что если в момент открытия глаз увидеть маму, то без нее уже не сможешь жить. Может быть, надзиратели решили это проверить, ведь что им жизнь моей Си? Я не знаю, но сейчас забочусь о ней так, как мне показывала Хи-аш, и моя малышка улыбается. Так ярко улыбается, как будто свет включили. Я понимаю – все на свете сделаю, чтобы ее не коснулась плеть надзирателя.
Первые смены еды малыши развиваются быстро. Очень скоро маленькая Си начинает понемногу ходить, а затем и повторять за мной разные слова. Я знаю, что нужно делать, чтобы ей было проще начать говорить, поэтому время заполняется заботой о малышке. Она вполне ожидаемо очень любит находиться в моих руках, а еще играть. Я закрываю Си собой, стоит только появиться надзирателю, но они не стремятся ее ударить или помучить, что необыкновенно, конечно.
Спустя три по девять смен пищи Си произносит свое первое слово. И это слово вовсе не Хи-аш, она зовет меня «мамой». У каждого из нас есть генетическая память, ее важно правильно пробудить, но, кажется, у Си она проснулась необычно, ведь я же не мама… или все-таки? Пусть зовет мамой, раз ей так комфортно, ведь все равно никого больше у моей малышки нет, да и не будет никогда.
– Ма-ма, ку-шать, – по слогам, неуверенно еще произносит моя Си.
– Ну, давай покушаем, – улыбаюсь я ей. – Пойдем…
Малышкам надо больше двигаться. Они маленькие, поэтому клетка им кажется большой. Я помогаю своей Си побольше двигаться, и она улыбается. А вот соседка моя так и не встала. Когда пришли надзиратели, она все так же лежала, поэтому ее забрали, утянув за ногу. Наверное, она просто не смогла перенести разлуку со своей Хи-аш. Такое иногда бывает, и ничем тут не поможешь.
Малышка Си любит кататься по мне, она весело смеется, но я не даю надзирателям приблизиться к ней. Оскаливаюсь и предупреждаю их звуками, при этом они почему-то не приносят боль. Наверное, у надзирателей это новая игра, ведь они не могут иначе. Они мучают нас, играя с нами, и, когда приходит срок, просто убивают.
Спустя еще два таких срока я понимаю: надо учить малышку чтению и письму. Но тут звучит сообщение о казни. Как бы я не хотела, чтобы малышка видела это, но меня не спросят. На потолке проступают изображения тех, кого сегодня не станет. Это еще одна игра надзирателей. Сама казнь тоже будет на потолке показываться. Я закрываю глаза моей Си, не давая рассмотреть потолок, а сама бросаю взгляд вверх и застываю.
Слезы сами просятся наружу, но я держусь, ведь если Си увидит – испугается малышка моя. А я все смотрю на потолок, с которого на меня глядят полные муки глаза моей Хи-аш. Той, что дарила мне тепло, согревала мою душу и старалась отвести беду. Жуткие в своей жестокости надзиратели хотят уничтожить меня. Почти замученная – я же вижу – моя Хи-аш смотрит на меня с потолка. Если бы не малышка, я бы выла