В Вестминстерском аббатстве, этом пантеоне Англии, недалеко от могилы Джемса Макинтоша, стоит скромный памятник со следующей красноречивой надписью: «Захарии Маколею, который в течение долгой жизни с напряженным, но спокойным упорством, не останавливаясь среди успеха, не страшась никаких неудач, трудов, лишений или упреков, посвятил свое время, талант, имущество и всю энергию души и тела на пользу угнетенного человечества и участвовал больше сорока лет сряду в совещаниях, руководимых и благословенных Богом и благополучно увенчанных сначала – освобождением Британской империи от преступного торга неграми, а потом – дарованием свободы 800 тысячам невольников, – поставлен этот памятник теми, кто черпал мудрость из духа и урок из жизни покойного, а теперь смиренно радуется в уверенности, что через божественного Искупителя, опору всех его надежд, он разделяет блаженство покоящихся от труда, дела которых следуют за ними».
Захария Маколей – отец историка Томаса Бабингтона Маколея. Отдаленные предки обоих – шотландские горцы, ближайшие – ревностные пресвитериане и большей частью священники. Принадлежность к духовному сословию – весьма важное обстоятельство, когда речь идет о деятелях Англии XVI, XVII и XVIII столетий. Эта эпоха отмечена религиозной борьбой, а эта борьба, в свою очередь, придавала своим участникам политический оттенок, выдвигала на общественное поприще «людей героических, которые высоко держали в своих руках грозные орудия пропаганды». Священное Писание было для этих людей политическим руководством, они извлекали оттуда примеры. Летопись минувшего была для них готовым стереотипом для катехизиса настоящего и будущего. Они даже говорили языком Библии и в своих идеях видели внушения Святого Духа.
Такое настроение не могло улечься сразу. Когда затихла борьба на почве догматов, борьба официального характера, у домашних очагов еще продолжала сохраняться ее героическая мимика и жестикуляция, подобно тому, как сохраняется осанка старого воина вдали от военных тревог, в мирной тиши деревенской жизни. И подобно тому, как появление этого воина на покое часто придает сельской беседе воинственный оттенок, так умственные течения в семьях английских священников, ветеранов религиозной борьбы и их потомков, очень долго оказывались результатом слияния религиозных и политических течений. В такой атмосфере необходимо должны были создаваться люди, глубоко преданные своему делу, у которых служение Богу было в то же время служением обществу и служением не в том, чтобы подгонять общество под существующие формы, оправдывая их сомнительными ссылками на Священное Писание, но в том, чтобы подвигать его на путь совершенства. Правда, предел, его же не прейдеши – конечно, по личным воззрениям отдельных представителей этой среды – нередко нарушал единство гуманных стремлений последних, но только единство, и все потому же, что эти люди не могли отрешиться раз и навсегда от завещанного традициями взгляда на прошлое как на незаменимый стереотип для настоящего и будущего. С этим придется считаться, говоря о Маколеях.
В самом начале XVIII века один из представителей этой фамилии, Олэ, дед Захарии Маколея, был священником в Шотландии. Он исполнял свою обязанность чрезвычайно ревностно и при самых тяжелых условиях, не имея ни храма для службы, ни хлеба и вина для таинства, ни земли, ни церковного дома. Старший сын его Кеннет – подобно отцу, священник – выступал в то же время на литературном поприще, а другой, Джон, того же звания, отличился еще в юные годы как ярый противник Стюартов и фанатичный виг. Он едва не сделался причиной гибели претендента на английскую корону, Карла-Эдуарда, потому что выследил его местопребывание и донес об этом властям. В более мирной обстановке Джон был известен как замечательный оратор и пользовался влиянием среди сограждан. В 1774 году он покинул Инверари, где началось его священничество, и переселился в Кардрос в Домбартоншире, где провел пятнадцать лет до конца своей полезной и почтенной деятельности.
Джон Маколей был женат дважды. Его первая жена умерла от родов, а восемь лет спустя, в 1757 году, вдовец женился на Маргарите Кэмбел, от которой имел патриархальное число потомков. Воспитание всех этих двенадцати велось по старинной шотландской системе, сохранявшейся в семьях священников: чистый воздух, скромная пища и довольно основательные познания в светских и духовных науках. Первый из питомцев этой системы, старший сын Олэ, был впоследствии священником и вместе с тем славился как знаток древностей и учитель, причем в качестве последнего был известен даже в придворных кругах. Он работал также на литературном поприще и написал несколько памфлетов и исследований. Как ни почтенны, однако, личности