За работами Золя следил самолично, невзирая на погоду, и в дождь, и в ветер. Он не побоялся явиться туда даже в то время, когда особенно берегут здоровье в Провансе, во время мистраля. Его, казалось, продуло всего этим холодным, пронизывающим ветром. «Сойдет, неважно!» – думал Золя и продолжал осмотр работы, а затем уехал в Марсель по делу, несмотря на приступы кашля. В гостинице, тотчас по приезде, ему сделалось дурно, и в тоскливом предчувствии опасности он известил жену. А между тем недуг, воспаление легких, становился все грознее, и к приезду жены Франсуа лежал, что называется, «как пласт». Потянулись убийственно жестокие часы в гостинице с больным человеком среди постоянного шума подобных учреждений, особенно на юге, в стране природных Тартаренов. Несмотря на железное здоровье, Золя уже не встал с постели и как всю жизнь скитался из города в город, из одного государства в другое, так и умер в гостинице, на перепутье, в 1847 году. Три памятника сохраняют теперь его имя: скромная надгробная плита на экском кладбище, канал, стоивший ему жизни, и бульвар его имени как дань благодарности горожан.
Как это часто случается с семьями, где нет наследственных сбережений и где глава семейства является единственным кормильцем, смерть Франсуа была финансовой катастрофой для его близких. Если после него остались деньги, то самые пустячные, разве что на первые нужды. Главным же «фондом» вдовы была богатая обстановка, которую так любил ее муж. Продать все ненужное из этой обстановки было, конечно, первой финансовой мерой. Над этим хлопотала теща, бабушка Эмиля со стороны матери, бойкая, веселая старушка, без единого седого волоса на голове, несмотря на седьмой десяток. Она то и дело надевала шляпку и бежала в город то к тому, то к другому старьевщику, озабоченная, но довольная, как рыба в воде, среди поднявшейся сутолоки. Одним словом, бабушка была настоящим добрым гением разоренной семьи, то есть старика, своего мужа, вдовы и внука Эмиля.
Был еще один расчет у наследников, это – надежда получить пай инженера в предприятии по водоснабжению города. Но компания и не думала вознаграждать их добровольно, а потому предстояла судебная волокита. Само собою разумеется, такое сложное дело, как исчисление расходов и доходов предприятия с массой технических подробностей, было совсем не по силам ни бабушке, ни вдове, а единственный близкий им мужчина, старик Обер, когда-то коммерсант, уже впадал в то состояние, когда человеку не до тонкостей судебной казуистики. Однако все они были уверены, что вдова «имеет право» и прочее, а потому