Любовь не даёт ничего, кроме самой себя, и не берёт ничего, кроме самой себя.
Любовь внутри нас. Это естественное ощущение. Но если мы покрываем её страхом, гневом, недоверием и стыдом, то ищем её в других.
© Сергей Корнев, 2016
© Юлия Глебова, иллюстрации, 2016
Корректор Нина Корнева
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Одноклассники, или Поколение lost
Он тяжело вздохнул, потом всё же вполне искренне улыбнулся и достал из своей большой чёрной сумки увесистую голубую книгу формата А4 с улыбчиво-прыгающей надписью «Fotoalbum». На обложке застыли блаженные лица двух сисястых девиц – кучерявой блондинки и негритянки с призывно-чувственными губами. Их лица парили на голубом фоне ярко, соблазнительно, многообещающе, но холодно. Где-то позади них, утопая в голубизне, тусовался гламурный чувак с двухдневной щетиной и хищными похотливыми глазками.
Книга, звучно грохнувшись на стол, раскрылась, обнажив грязно-белые листы, набитые дешёвыми фотками под заляпанной отпечатками пальцев плёнкой.
– Я всегда его таскаю с собой, – он пролистал несколько страниц и остановился на большой, во весь лист, фотографии. – Вот она. Смотри, наш класс. То ли в десятом, то ли в одиннадцатом нас снимали. Выпускной нет у меня…
– Да, все дети ещё. У всех мордашки такие свежие, по-детски невинные и наивные…
– Ага. Невинные и наивные. По-детски. Вот, смотри, друг мой – Андрюха. В шестом подружились. Он мне губу разбил, а я ему фингал поставил – так и подружились. Потом везде друг за другом таскались. Я школу прогуливать – он школу прогуливать. Он гулять до трёх ночи, и я за ним туда же. Потом вместе от матерей огребаем. Он покуривать начал – я тут же тоже приучился. Я помню, как в первый раз к нему выпивши пришёл. Так его на следующий день домой пацаны притащили «в какашки». Только депрессовать не стал, как я в пятнадцать лет. Не мог просто тогда так, как я, хотя старался, сочувствующе относился. Правда, в голове, сердце-то отказывалось такую черноту в себя впускать. И духу ему не хватало. Или мозги всё-таки получше работали. Тут одно из двух. Я не знаю. Парень он умный был – это точно. Ум его и сгубил. Пацаны все, в основном, на применимые к жизни профессии пошли, а его в педагогический угораздило. Он в школе ни дня не проработал. Работягой куда-то прилепился. Денежки-то нужны. А не может. Не того склада. Ему бы голову свою куда-нибудь приспособить… Хоть в школу ту же, раз отучился. А он, мол, жена, ребёнок. Так потом сидит с мужиками, выпивает: они – мать-перемать, а он им «а извините, пожалуйста», «а будьте добры» и прочее. Он же филолог – русский и литература. Он, если и выругается, то только в контексте. Речь всегда такая правильная, чёткая, приятно послушать. Не то, что некоторые. Скажут – только вонь разведут. Думаешь, лучше бы молчал, человеком бы казался… Да… Пропал человек, друг мой, Андрюха… Жена-то всё равно ушла. К интеллигенту, кстати. Эх, что ему было делать?.. В школу бы пошёл – деньги бы требовала. А деньги любить нельзя. Даже невозможно. Они должны иметь человеческое лицо, чтобы их можно было любить. Лицо противно, так тебе никакие деньги не нужны от этого человека. Женщины такие странные. То за злато-серебро готовы чудовищу отдаться, а то от богатого даже мужа в объятья первому встречному чмошнику прыгают. Сказала, что разлюбила и ушла к очкарику. С того момента и полетел Андрей в преисподнюю… Сейчас сидит на самом дне, в какой-то тошниловке грузчиком с окладом в пять тыщ, «пьян во вся дни», всех забыл, никого знать не хочет. А когда вдруг трезвый, ходит, глазами вертит, как затравленный зверь, а глаза такие… наивные. И невинные по-детски. Вот… А ему, между прочим, на днях только двадцать девять исполнилось…
– Да, такое бывает, к сожалению…
– Бывает? Такое сплошь и рядом!.. Смотри, вот этот в синей рубашке… дрищ… Яковлев, кажется. Папа – директор чего-то, мама – главврач, а тоже туда же. Жирный такой стал. Каждый день сидит вот тут, в Собачьем парке, с пивом. Не работает нигде. Вроде всегда чистенький такой, одет во всё новое, мама заботится всё-таки, а бухает по-чёрному. Вот, чё такое стало с человеком? Чё этот-то вдруг алкаш? Чё у него такое в голове, что он на жизнь свою насрал? Я не знаю его, мы с ним плохо общались. Но люди себя просто так не бросают.
– Апатия к жизни, неуверенность в себе…
– Вот посмотри на эту неуверенность! Ирка Замотаева. Посмотри, посмотри внимательно на это лицо. Видишь там хоть какую-то неуверенность? Нет её, хоть обсмотрись. Одна сплошная уверенность. Староста наша. Ни одна движуха без неё не обходилась. А в жизни всё понадкусала и ничего не съела, кроме всякого говна. Институт не закончила. Работать пошла. Работы меняла чаще, чем шмотки. А парней и того чаще. Всё искала чего-то. И нашла. Мужик такой маленький, плешивенький, грязный весь, штаны вечно обоссанные, говорит – всё равно, что пукает: стеснительно, коротко, шёпотливо так и однообразно нехорошо. Но как выпьет – зверь. Года три Ирка с фингалами ходила. Вся осунулась, почернела.