Виктор, лорд поместья, был немногословным человеком, но эти слова несли тяжесть непреклонного закона. Его строгий взгляд и твердая рука вели ее через детство, оплот стабильности в мире, где она часто чувствовала себя дрейфующей. Лила привыкла к комфорту его контроля, к тому, как его простое присутствие могло успокоить ее страхи и облегчить ее проблемы. Но с годами характер ее потребности изменился, превратившись во что-то более инстинктивное, что-то, что заставляло ее дрожать от смеси страха и желания.
В тишине своей комнаты она часто обнаруживала себя потерянной в мыслях, которые были далеки от невинности. То, как его глаза пронзали ее душу, приказ в его голосе, от которого ее колени слабели, то, как нежно, но твердо он притягивал ее в свои объятия, когда она была встревожена. Эти моменты стали ее тайным святилищем, местом, где она могла предаваться темному шепоту своего сердца, который становился громче с каждой проходящей луной.
Воздух был густым от предвкушения, безмолвной симфонии, которую могли слышать только они, танца теней, который понимали только их сердца. Влечение Лилы к Виктору не было рождено простой тягой к запретному или желанием восстать против общественных норм. Она росла из самой ткани ее существа, вплетенная в гобелен их жизни, как скрытая нить, незаметная, пока не начала распутывать самую суть их отношений.
Виктор всегда был стоической фигурой, его суровый взгляд и мощное телосложение были оплотом стабильности в ее бурном мире. Его доминирование было не маской, которую он надевал для бала, а неотъемлемой частью того, кем он был, молчаливой мантией, которая управляла каждым аспектом их жизни в стенах замка. Его ожидания были высоки, его одобрение было редким, а его разочарование – бурей, которой она боялась. И все же, посреди бури, было странное утешение в том, чтобы точно знать, где она была с ним.
Глава 5
Привлекательность Лилы росла не только из-за его силы, но и из-за нежности, которую он проявлял к ней в моменты уязвимости. Когда она упала с лошади, именно его сильные руки обнимали ее, его нежное прикосновение смягчало ее ушибы, его строгий, но обеспокоенный голос упрекал ее за безрассудство. Когда она плакала из-за потери матери, именно его крепкие объятия приносили утешение, его властный шепот обещал всегда оберегать ее.
Ее мысли часто блуждали по грани между страхом и желанием, по тому, как его строгость могла быть одновременно ужасающей и воодушевляющей. В своих снах она видела себя стоящей на коленях перед ним, не как дочь, а как подданная своего короля, ее тело дрожало в ожидании его прикосновения. Одна эта мысль заставляла ее кожу покалывать от жара, а ее сердце ныло от потребности, которую она не могла назвать.
Дни Лилы стали маскарадом, танцем невинности и страсти. Она наблюдала