И сам Силаев после этого поступка предстал передо мной совсем в другом свете. Мы не разговаривали с ним наедине несколько лет. Я знал, что скоро он ушел из Института на повышение – его назначили зам. начальника ведущего главка нашего Министерства.
Странно звучали для меня и слова самого Корецкого: в них не было какого-либо осуждения в мой адрес, ни каких-либо эмоций – вообще ничего, как будто речь была вовсе не о нем. Больше мы с Корецким не возвращались к разговору на эту тему, как будто его и не было вовсе.
Скоро мне стало очевидным, что не я один совершаю ошибки, и что даже такой умный человек, как Инна Аполинарьевна, может обманываться. После моего ухода в партком, к Мировской все чаще стала заглядывать Лилия Ивановна, техник из моей бывшей лаборатории. Уж она ее обхаживала и так, и эдак, неизвестно какие доводы приводила, пока та не сделала ее своим библиотекарем. Затем в течение короткого времени эта прыткая дамочка освоилась в парткоме и вдруг стала любовницей Корецкого и участницей всех его застолий. После этого поведение Лилии Ивановны круто изменилось. От ее заискивающего вида не осталось и следа, а вместо этого, заходя в парткабинет, я все чаще становился свидетелем ее колкостей по отношению к Мировской. Бедная Инна Аполинарьевна, вместо того, чтобы с помощью своей новой подопечной наладить работу в собственном кабинете, сама стала предметом досужих обсуждений между любовниками.
Я по-прежнему продолжал изредка общаться с Никитой, но, понятно, мне было уже не до песен. Последний разговор на тему совместного творчества состоялся у меня с Ивановым через несколько месяцев после перехода на новую работу. Он пришел в партком после окончания рабочего дня, а мой рабочий день должен был закончиться еще часа через два-три.
Никита сказал, что достиг договоренности с клубом Института о создании эстрадного ансамбля, и спросил не буду ли я возражать если в репертуар войдут некоторые из наших совместных песен.
– Ну что ты, – ответил я, – пожалуйста, ведь в песнях основная работа твоя. Только, пожалуйста, не называй автора слов.
Авария в метро
К концу второго года работы в парткоме я чувствовал себя уже вполне уверенно. Брехова из райкома, наконец, по слухам, даже со скандалом, уволили. Новый инструктор, Долохов, попробовал было меня «на зуб», но почувствовал мягкий, но достаточно решительный отпор, счел за лучшее наладить доброжелательные отношения.
Однако, несмотря на то что раз в месяц я получал здесь зарплату, а однажды даже путевки в подмосковный санаторий, и постоянно приходил на всякого рода совещания и инструкции за себя и за вечно отсутствующего секретаря парткома, в целом к райкому у меня сохранялось настороженное отношение.
В то же время я полностью освоился в парторганизации