За этот суп он продал бы и яйцовую биокамеру, которая его выносила. Кхе всегда ревностно считал куски супа, если приходилось со мной делиться, но всё-таки он был моим другом, и я принимал его таким, каков он есть.
– Подожди, скоро принесут обед, – успокоил его я, оглядываясь в поисках материала.
Даже скобру понятно, что имея клонар и попав в тюрьму, можно незаметно выбраться оттуда, только оставив вместо себя клонов. Но для их создания нужны были материалы. Ничего особенного. Подошли бы любые материалы: мусор, остатки пищи, тряпки, да вообще всё, кроме железа!
Но тут меня ждало разочарование. Камера была чиста, системы санации устроены на славу, и всё, что падало на пол, мгновенно всасывались очистной системой. Так вот почему не ощущалось запаха вечно выделяющих слизь малатян!
На транспортной ленте появились "яства". Насыщающие таблетки. Никаких изысков, никакого вкуса, только необходимые для жизнедеятельности вещества. Ничтожно маленькие таблетки. Даже если нам с Кхе отказываться от двух кормлений в день, набрать на клоны мы сможем в лучшем случае лет через сорок, тогда уже не будет смысла бежать, ибо мы адаптируемся и будем считать тюрьму своим домом.
Первая ночь в тюрьме прошла ужасно, я всё время просыпался и проверял наличие клонара. Моё спальное место находилось рядом с ложем талмакитянина, обросшего непрестанно шевелящимися червеобразными щупальцами. О талмакитянах ходила дурная слава клептоманов и бессовестных лгунов, и я каждый раз открывал глаза и судорожно ощупывал жабры, с неприятным холодком в груди поглядывая на соседа, повернувшего ко мне все свои четырнадцать маленьких красных глаз.
От переживаний сон как ветром сдуло, и до самой утренней выдачи таблеток я просидел, так и этак прокручивая мысли в голове. Кхе меня боготворил, поэтому я не мог упасть в его глазах и потерять ореол лучшего друга.
Утро принесло очередное разочарование.
Хитрые кирисские тюремщики разделили нас. Кхе отправили обслуживать местный музей, выступая там в качестве экспоната. А меня спустили в шахту вместе с вечно весёлыми рамананянами, непроницаемыми борками и вороватыми талмакитянами, где заставили нагружать гремящие тачки какими-то светящимися камнями и цеплять их к длинной веренице таких же тачек. Я хотел было украсть один из камней, чтобы попробовать в клонаре, но получил по хребту здоровенной железной дубиной охранника.
В камеру мы вернулись одновременно. Я – побитый, но не сломленный, а Кхе – довольный и жизнерадостный. Экспонатов щедро кормили экскурсанты, во множестве посещавшие музей в перерыве между пересадками на космочелноки. Кхе пожаловался, что пытался прихватить кое – что и для меня, но охранники отобрали все лакомства.
Я поблагодарил друга за заботу, и велев Кхе присматривать за талмакитянином, тут же провалился в сон.
Проснувшись среди ночи, я обнаружил Кхе спящим, а талмакитянина настороженно