А на третий день утром я уехал. Инга бежала в халатике по лужам, чтобы еще раз обнять. И я долго стоял в предрассветных сумерках, оглушенный, контуженный, под проливным дождем. А потом медленно и понуро брел к метро.
Раньше мне казалось, что взрослые тридцатилетние женщины – сплошь толстые дородные тетки, не позволяющие себе и намека на улыбку. Инга своим куражом и стройным упругим телом вмиг разрушила все стереотипы.
Я украл и увез с собой ее фотографию. Она подарила пустой флакончик духов со словами: «Когда будет грустно – достань их, закрой глаза, вдохни аромат и почувствуй меня рядом». Наклеила на подкладку моего кошелька смешную рожицу, и теперь всякий раз, когда я заглядываю внутрь, веселая физиономия показывает язык.
«Ты у меня первая», – я смог написать это, только когда вернулся домой.
«Господи… Кисунь, что ж ты не предупредил?»
«Постеснялся».
«Не жалеешь?»
«С ума сошла? Это самое прекрасное, что со мной когда-либо случалось».
Но пожалеть, похоже, пришлось в итоге Инге. У меня снесло крышу. Я заваливал ее сообщениями:
«Хочу снова целовать все твои впадинки, родинки, капельки пота! Теперь я знаю, каково это – когда нежность, доверие и страсть сплетаются с импульсами в коре головного мозга, в мозжечке, в ретикулярной формации и фиг знает в чем еще, переплавляясь в дикую взрывную смесь любви, ласки, гормонов и фрикций!»
Инга отвечала, что тоже скучает, но увидеться пока нет возможности. Я не унимался – наоборот: с каждым днем становилось хуже. Не находил себе места.
«Пусть километры между нами,
Пусть между нами пропасть дней,
Твой запах я ношу в кармане
И память сладостных ночей.
Я помню руки и улыбку,
И нежность прожитых часов,
Меня ласкающую скрипку
Твоей любви шальных оков.
Пусть между нами полпланеты,
И боль разлуки так саднит.
Я помню клятвы и заветы,
Твой образ сердце сохранит».
«Лёня, я на работе! Ты меня отвлекаешь».
«Я помню все. Движения, изгибы, каждый сантиметр кожи. Как глаза заволакивает бешеная пелена, сменяющаяся сладкой истомой. Как скользит и извивается плоть, отдаваясь во всем теле томящей тоской желания. Запах смятой простыни и солнечные блики на лице, дрожащие ресницы, и больше уже нет сил. И вдруг в жгучем, последнем спазме мир разлетается на кусочки. Время останавливается. И земля под нами качается и плывет».
«Муж дома, не пиши сейчас!»
«Вспоминаю твои ласковые пальцы, в которых для посвященного открывается море блаженства».
«Лёнь, послушай. Помимо мужа у меня есть еще парень. Но он женат и у него ребенок».
На секунду я опешил. Хотя, а чего я ждал?
«Тогда скажи, что любишь меня. Что твое сердце принадлежит мне. Хоть кусочек».
«Разве тебя устроит кусочек? Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Мне тоже больно. Прошу,