Однако стоит ли помогать этим людям? Они не выглядят добропорядочными, скорее уж бандитами.
Хотя мне ли судить о книге по обложке? Меня тоже принимают, гоблины знают, за кого.
Стоило взглянуть на несчастного, который находился в таком бреду, что даже говорить не мог, на агонию на его перепачканном лице, как сомнений не осталось.
Кем бы он ни был, на моих глазах не умрет!
– Отойдите, если не хотите его убить! – говорю я, отгоняя мужланов от котла. – Это зелье готовится не так!
– Давай хоть ребенка подержу, – предлагает бугай, но я ему не доверяю. Однако дышать испарениями Рейну тоже опасно.
– Выйдите, я сама сварю, – прошу я их, решив расположить сыночка в люльке у окна.
Мужчины, видать, не привыкли, чтобы женщина командовала. Да и не доверяют мне. Смотрят так, будто я что-то задумала.
– Тогда выйду я, но ваше варево только навредит, – говорю я им.
– Не слишком ли ты много на себя берешь, ведьмочка? – рычит мне бугай.
– Дайте ведьме работать, – раздается сиплый, едва слышный голос.
Оборачиваюсь и вижу, что окровавленный мужчина уже пришел в себя, но боль терзает его всё сильнее.
Его товарищи переглядываются, а затем неохотно выполняют приказ.
– Ладно, Дикий, как знаешь, – говорят они, покидая комнату, но дверь оставляют открытой.
Я тут же кладу Рейна, который, к счастью сейчас крепко спит. У меня такое чувство, будто он знает, когда мамочке нужна его помощь, и от этого сердце сжимается. Целую его в сладкий лобик, прикрываю простыней и спешу к котлу.
Еще не поздно исправить то, что эти криворукие наделали. Они вверх ногами книгу, что ли, читали?
Полчаса уходит на отвар, но едва я заканчиваю, как Рейн начинает ворочаться, плачет.
Скорее беру его на руки и выхожу во двор.
Бугаи сидят на дровах. Всё еще такие напряженные, что я чувствую их невидимые шипы.
– Дайте ему три ложки. Через полчаса еще три, и так до утра, – сообщаю я, крепко прижимаю сыночка к груди и ухожу в хлев.
За всю ночь так и не смыкаю глаз, боюсь, что бугаи придут по наши души. Может, стоить уйти? Куда я с ребенком, с пустыми руками? Так я только его погублю.
К утру становится всё холоднее. Рейн ворочается и плачет. Я прижимаю его к телу, кутаю в простыню и платок. Успокаивается.
– Лея, – слышу голос хозяйки ближе к рассвету.
Наконец-то она вернулась! Выбегаю из хлева и с опаской оглядываю двор. Бугаев уже нет. Они в доме? Спят? Голосов не слышно.
Нет, ушли. И если бы не окровавленные лоскуты вдоль лавки, то я бы решила, что это всё страшный сон.
– Вымоталась? – спрашивает хозяйка, и я тихонько киваю. – Прости. Спешила, как могла. А ты молодец, вытащила Дикого с того свету.
Опять киваю, но в этот раз в знак благодарности. Чувствую, что госпожа хочет сказать что-то еще.
– Знаешь, дорогая, я бы с удовольствием предложила тебе принять мое дело, а не только на базар