Наш почтенный капитан, глядя на все это, принял наконец досадливо озабоченный вид.
– Неужели, – спрашиваю его, – мы в самом деле везем зачумленный скот?
– Помилуйте, где там зачумленный! Просто бакшиш хотят содрать и только!
– И что же, придется дать?
– А, разумеется, придется. Ничего не поделаешь. Игнатий Иванович! – обратился он с мостика вниз к своему помощнику. – Суньте им поскорее, и пусть проваливают. Даром время только теряем.
Помощник достал из кошелька нечто и любезно пожал руку старшего, а затем и младшего санитарного ревизора. Те еще любезнее приложились ладонями к сердцам, губам и ко лбу, дескать, «сердце, уста и разум, все благоухает вам приветствием и благодарностью», и вслед за тем – о, чудо! – наш зачумленный скот моментально оказался совершенно здоровым, будучи признан за таковой самым официальным образом, и пароход, спустив по трапу за борт санитарных ревизоров, тронулся далее. Все это произошло так просто, откровенно, даже с какой-то детской наивностью со стороны турецких чиновников, что не возмущаться, а невольно смеяться хотелось: взятка была дана и принята публично, при всех пассажирах, как самое обыкновенное, законное дело, и скот публично же, воочию всех, признан здоровым. Большой руки патриархальность.
– А много пришлось заплатить комиссии? – спросил я как-то потом у капитана.
– Сто франков золотом. Это уж положение, когда скот провозят, меньше не берут.
– А если бы и в самом деле он был заражен?
Но капитан объяснил мне, что на судах «Русского Общества» этого быть не может, потому что Общество, в видах собственной пользы, бережет свои пароходы от заразы и мало-мальски сомнительного скота вовсе не принимает.
– У нас ведь предварительно его свидетельствуют. На вольных судах – там иное дело.
– Стало быть, случается?
– Не без того. Всяко бывает.
– Ну и как же в таком случае? Ворочай назад?
– Назад?.. Помилуйте, зачем же!.. Вместо