– Клянусь небом, будешь, сука!
Жоффруа снова ударил Матильду, и она вскочила со стула и тоже ударила мужа изо всех сил, которые придали ей безысходность и отчаяние. Звук пощечины был резким и громким. Одним из колец она задела уголок его глаза. Он ахнул и отпрянул, схватился за лицо, а потом опустил ладонь и посмотрел на окровавленные пальцы:
– Богом клянусь, вы зашли слишком далеко!
Он поймал ее за руку и стал избивать, молотя кулаками с безоглядной юношеской яростью, которую алкоголь только усиливал. Поначалу женщина отбивалась, пинала его, до крови царапала ногтями, но Жоффруа был сильнее и быстрее.
А он знал, куда бить, чтобы каждый удар достигал цели, и вскоре Матильда упала на пол, и он пинал ее ногами под ребра до тех пор, пока мир для нее не превратился в алый мрак. Она едва осознавала, что он потащил ее к кровати. Из мрака вынырнула ужасная мысль: не собирается ли он изнасиловать ее перед своими приятелями. Со свистом выдыхая винные пары, Жоффруа расстегнул поясной ремень и примотал им руки Матильды к ножкам кровати.
– Вы научитесь делать то, что вам говорят! – проговорил он, задыхаясь от усилий и гнева. Пнув напоследок жену еще раз, он метнулся к двери и распахнул ее настежь, чтобы весь двор мог видеть его жену. – Запрещаю помогать ей и даже разговаривать с ней, понятно? – рявкнул он. – Вы слышите? С тем, кто ослушается, я поступлю так же!
Он протолкнулся через толпу притихших придворных, утирая рукавом кровь, текущую по его лицу. Люди расступались перед ним, потрясенные тем, что открылось их глазам, но были и такие, кто одобрительно кивал: непослушную бабу нужно учить, каким бы ни было ее звание или положение.
Матильда осталась лежать у кровати. Она чувствовала, что из разбитой губы идет кровь. Глаз заплыл, и каждый вдох был агонией. Она не плакала. Плакать было бы слишком больно, да и потрясение от случившегося не оставляло места слезам.
Через раскрытую дверь доносился говор дворцовой челяди. От стыда и унижения ей хотелось умереть, но гнев удерживал сознание на плаву. Время от времени слышались смешки кого-то из дружков Жоффруа, но Матильда знала: есть и такие придворные, у которых эта сцена вызывает неодобрение. Мужчина имеет право наказать жену, если она совершила проступок, но тот, кто переходит границы, в конечном счете проигрывает.
Матильда сосредоточилась на том, чтобы дышать – один короткий вдох за другим. Она не знала, что болит сильнее: лицо, ребра или руки. Ремень, которым Жоффруа привязал ее к кровати, впивался ей в запястья. Кисти рук вскоре потеряли чувствительность.
И тогда она поклялась, что выживет. Что бы ни делал с ней Жоффруа, ему не победить. Голоса за дверью стихли, там установилась тишина. Живущая в дворцовых подвалах мышка просеменила через комнату и уселась перед очагом, тщательно умываясь розовым язычком. Матильда наблюдала за ее юркими телодвижениями. А сама она сможет ли когда-нибудь снова ходить, сможет ли двигаться?
Жоффруа вернулся спустя