Его отец сцепил руки за спиной.
– Приму, если смогу оставить Анжу в надежных руках.
Жоффруа перешел к поставцу, чтобы налить себе кубок вина, а потом расправил плечи, выставил вперед ногу, то есть принял позу, как ему казалось, наиболее подобающую мужчине.
Отец смерил его недовольным взглядом:
– Не одежда и не поза делают мальчика мужчиной, а его слова и поступки. Мне нужно знать, что в мое отсутствие ты сможешь править Анжу как взрослый.
Досаду Жоффруа умерила мысль о том, что он получит власть, станет графом. Он еще сильнее выпрямился и вскинул подбородок, на котором пробивалась жидкая рыжая бородка.
– Я взрослый мужчина, – гордо заявил он.
– В словах и поступках, сын мой?
– Да, сир. Можете доверять мне.
Мрачное выражение не покинуло лица графа. Он отошел от огня и начал ходить по комнате тяжелыми, решительными шагами.
– Я рад это слышать, потому что у меня есть для тебя задача, помимо управления Анжу.
Он задержался у насеста, где птица чистила клювом перышки, а потом приблизился к сыну и развернул его к окну, чтобы рассмотреть черты его лица на свету. Волосы юноши горели жарче золота, переливались здоровым блеском, подобно оперению сапсана. У Жоффруа были синие, как море, глаза с зелеными искрами в глубине, и Фульк видел в них ум, а еще самолюбие и огонь. Жоффруа был по-мальчишески гибок; кожа его сияла чистотой, не запятнанная подростковыми прыщами, что зачастую омрачают процесс взросления. Таким сыном можно гордиться, а сможет ли он достойно нести бремя правления, покажет время.
– Справишься ли ты с этой задачей, вот что меня волнует… – Фульк отступил на шаг, но продолжал изучать сына. – У короля Англии есть для тебя предложение.
– Что за предложение? – Жоффруа насторожился и пригубил кубок.
– Он предлагает тебе брак с бывшей императрицей и будущей королевой, а еще возможность стать отцом следующего короля Англии, герцога Нормандии и графа Анжу.
Жоффруа онемел. Он с трудом постигал смысл сказанных отцом слов – мелкими осколками они царапали поверхность его сознания, прежде чем проникнуть внутрь.
– Вот так, – продолжал граф. – Теперь ты понимаешь, почему я спросил, мужчина ли ты? Такое дело под силу только мужчинам.
У Жоффруа свело живот. Он подумал, что его сейчас стошнит, и снова взялся за кубок. Заставил себя сделать несколько глотков, подавляя рвотный рефлекс. Потом отошел от отца к сапсану на жердочке и погладил перышки, шелковистые, как груди деревенских девушек.
– Она же старуха, – выдавил он. – И была замужем за стариком. – Его ноздри наполнились воображаемым запахом старости – кислой, затхлой вонью могил и склепов.
– Ее муж был моложе меня, когда умер, – прорычал его отец. – Или, по-твоему, я стар?
Жоффруа покраснел и растерянно оглянулся:
– Нет, сир.
– Когда ты станешь взрослым, она все еще будет достаточно молодой женщиной.
– Но ею уже пользовались, – пробормотал