«Ну его на хрен, этот патент, – подумал Николай. – Если все пойдет, как задумано, то я и без патентов проживу припеваючи. А если нет, то на нет, как говорится, и суда нет».
Алексею сказали, что заместитель директора Конышев просил съездить на денек в Карачарово, помочь его знакомому директору инструментального завода с наладкой оборудования. В пятницу после обеда уехали, в субботу, к обеду же, обещали вернуться. На самом же деле ни в какое Карачарово тащиться не стали, а перебрались в Измайлово, в сарай к какому-то Иванову знакомому, седому горбоносому старику, которого Иван называл папашей, – то ли уважение проявлял, то ли кличка у старика была такая. Выпили по сто пятьдесят за успех будущего дела, закусили как следует, поспали и выдвинулись «на позиции».
Алексей поверил и возражать не стал, потому что пролетарии, отказывающиеся от выгодных подработок, вызывают закономерные подозрения у окружающих. Это в книжках все сознательные надрываются за идею, а в реальной жизни страной правит не идея, а рубль. С Конышевым Иван договорился, чтобы подтвердил, если Алексей будет его спрашивать. Иван с Конышевым старые приятели, хоть и непонятно, что может быть общего у заместителя директора завода с вором-рецидивистом. Впрочем, у самого Николая с Иваном тоже ничего общего по идее быть не должно. А ведь есть. Общее дело, даже целых два общих дела…
Водитель и старший лейтенант были убиты наповал. Ближний к Николаю боец, сидевший на заднем сиденье, принял в себя все пули, благодаря чему его товарищ остался жив. Мертвый подался вперед, уперевшись головой в спинку водительского кресла, а живой, прячась за ним, как за укрытием, короткой очередью выстрелил в Николая.
Одна пуля попала в шею, а другая в грудь. Николай не сразу понял, что его ранили. Боли в первый момент не было, просто земля вдруг ушла из-под ног, опрокинулась, а голубое небо опустилось так низко, что до него можно было достать рукой. Николай так и сделал – протянул вперед правую руку, но небо, словно дразнясь, ушло куда-то назад и стало черным. Глаза заволокло черной тьмой, уши заложило ватой, но тренированное сердце конькобежца-разрядника пока еще продолжало биться.
Оставшийся в живых боец выскочил из салона, дал две короткие очереди в воздух и присел возле открытой дверцы, ожидая дальнейших событий. Если бы он побежал прочь от эмки, то мог бы спасти жизнь, правда, ненадолго. Оставлять ценный груз без охраны категорически запрещалось, нарушителей приказа ждал расстрел. Подъехавшую эмку, тоже черную, как и большинство эмок, боец принял за подмогу и потому стрелять по ней не стал.
Остап снял бойца одним метким выстрелом, сделанным еще на ходу. Вторым выстрелом он уложил на землю мужчину в военной форме без погон, который, скорее всего, прибежал на шум от стоящих невдалеке двухэтажных бараков. Павел остался сидеть на своем месте, а Иван с Остапом подбежали к машине инкассаторов и споро, не сделав ни одного лишнего движения, перегрузили из нее в свою тяжелый деревянный