Забытый аромат лаванды. Юрий Лайт

стояла на самом краю лавандового поля, вдыхая аромат, который казался одновременно и пьянящим, и умиротворяющим. Прованский закат окрашивал небо в гамму нежных, пастельных оттенков: от едва заметного персикового до насыщенного лилового, а фиолетовые ряды лаванды казались магическими, почти нереальными. Арина приехала сюда не просто так – это был побег, отчаянная попытка вырваться из когтей болезненных воспоминаний и липкой городской суеты. Она искала тишины, умиротворения, исцеления в бескрайних полях и размеренном ритме сельской жизни.

      Париж остался позади, с его спешкой, громкими звуками и бесконечными потоками машин. Здесь, в этом тихом уголке Франции, она впервые за долгое время чувствовала, что может дышать полной грудью, без тягостного груза на сердце. Арина закрыла глаза, позволяя аромату лаванды проникнуть в каждую клеточку тела. Казалось, что время замедлило свой бег, и всё, что существовало, – это она и бесконечная красота вокруг.

      Неожиданный звук хрустнувшей ветки заставил ее резко обернуться. Забыв о своей нелюбви к неожиданностям, она с легкой настороженностью огляделась. На краю поля стоял мужчина, словно выхваченный из полотна старого мастера. Высокий, с широкими плечами, он смотрел на нее с каким-то особенным, почти изучающим выражением. Его волосы, цвета темного шоколада, были слегка растрепаны ветром, а в глубоких серых глазах отражалось все изменчивое небо Прованса. В руках он держал побитый жизнью этюдник, а вокруг ног были разбросаны кисти и тюбики с красками, словно забытые сокровища художника.

      Кровь прилила к щекам Арины. Она не привыкла к такому пристальному вниманию незнакомцев, тем более в ее нынешнем состоянии душевного спокойствия. В Париже все куда-то спешили, никто не заглядывал друг другу в глаза, а здесь, в этом сокровенном уголке, все было по-другому. Тишина заставляла прислушиваться не только к звукам природы, но и к биению собственного сердца.

      «Простите, – произнес мужчина с мягким акцентом, который выдавал в нем француза, но не парижанина, – Я не хотел вас напугать. Просто… это было завораживающе красиво, когда лаванда, казалось, растворялась в ваших волосах на закате». Его голос был низким, бархатным, и Арина почувствовала, как в животе что-то легко запорхало, словно потревоженные бабочки.

      «Это… моё любимое время здесь», – промолвила она, слегка заикаясь, не привыкшая к столь прямолинейным комплиментам. – «Кажется, что мир замирает и все проблемы отступают».

      «Вы, вероятно, гостья?» – спросил мужчина, подходя ближе, но все еще сохраняя между ними почтительное расстояние.

      «Да, я приехала из Парижа, чтобы отдохнуть от городской суеты и от… себя самой. Я… Арина», – она протянула ему руку, и от легкого прикосновения его теплых пальцев ее словно пронзило электрическим током. Этот легкий импульс заставил ее удивиться собственной реакции.

      «Я – Жан. Местный, и… я художник», – он улыбнулся. В его улыбке было столько искренности, что Арина впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности.

      Так началась их история. История двух одиноких сердец, нашедших друг друга среди бесконечных фиолетовых полей, словно два заблудившихся путника, которых судьба наконец привела к одному костру.