убивает. Двенадцать, четырнадцать часов… Мне скучно быть тестировщиком, и тут меня едва хватает на шесть или восемь – но на съемочной площадке я готова жить хоть за бесплатно (и от этого какое-то чувство непонимания – почему нам вообще тут платят? это же что-то нереальное…). Люди носятся, двигают огромные отражающие экраны и камеры, ломают потолок в углу, вкручивают дополнительный свет, потом выкручивают, переставляют в другое место, настраивают оттенок, дополнительно наматывают вокруг лампы зеленую пищевую пленку. На площадке переставляют вещи по миллиону раз, мне накручивают волосы, мажут помаду, потом стирают и намазывают на оттенок темнее; потом почти в последний момент перекручивают волосы по другому; и так каждый раз – и разные люди и разные локации; площадку и каскадеров поджигают, а потом – чуть больше нескольких секунд на съемки – и бегают с огнетушителем; ломают технику и вещи, меняют ручки на столе; лица актеров – как пластилин, они становятся обычными людьми на время перерыва, но как только над площадкой звучит «action» – вся их мимика, все их чувства и эмоции подвластны сценарию. И я знаю, что сейчас камера будет направлена на меня, и голос за кадром говорит мне что делать, но все как в тумане и только сердце: «бум-бум-бум». Всего пара минут или несколько секунд, из которых в конечном варианте будет еще меньше – меня спрашивают хочу ли я взглянуть, что вышло, но я отказываюсь- вдруг не понравится, а переснимать ради меня никто не будет.