Она поспешила в глубину пещеры и вскоре вернулась, осторожно сжимая в руках длинный рог, заткнутый пробкой.
«Желчь буйволака. У меня ее почти не осталось. Очень трудно достать».
Ведьма вырвала пробку и вылила содержимое рога в чашу, отвернув в сторону лицо.
Мне показалось, что на столе ударила молния. Чаша содрогнулась, в ней что-то взвизгнуло, затрещало, заклокотало. На моих глазах она начала сминаться, словно состояла из вязкой грязи, оплывать. Квая всполошенно закаркала. Отшвырнув рог, ведьма двумя руками схватила чашу, метнулась к чану и бросила ее туда.
В чане загудело, там замигали всполохи света.
«Кей, сюда! Быстрее подойди ко мне, пока реакция не прекратилась!»
Я подбежал к ней и услышал повелительное:
«Встань на задние лапы, загляни!»
Котел покоился на круге камней, внутри которого ярко горел небольшой костерок. Я приподнялся, упершись в край передними лапами, вытянул шею. В густом пахучем месиве кружились листья, разваренные веточки, клочья чего-то непонятного. В морду пыхнуло жаром. Она хочет, чтобы я пил это? Но там же кипяток… или почти кипяток… Хотя глотке оборотня это может быть нипочем, но все равно… Хорошо, могу хлебнуть, если так надо, но нужен половник или чашка.
Тут ведьма сказала: «Загляни туда, мальчик. Загляни, это важно», – и я, не понимая, что ей нужно, сунулся в котел еще дальше. Квая громко каркнула. Рагда присела, обхватив меня за нижние лапы, распрямилась и опрокинула вперед, головой в ведьмовское месиво.
Ударившись мордой о дно, я изогнулся и вскочил, воя от ужаса и боли. Как будто бросили в жидкий костер! Шерсть задымилась, глаза вылезли из орбит, язык вывалился из пасти ошпаренным куском мяса. Я попытался с ходу выпрыгнуть, увидел, как моя морда уменьшается, втягиваясь обратно в череп, и уперся в край котла передними лапами.
Волчья шкура слезала с них полосами, обнажая человеческую кожу.
Не знаю, откуда в жилище Рагды взялись эти штаны и рубаха, скорее всего они были из тех вещей, которыми с ней за какие-то услуги расплачивались крестьяне, редко имеющие лишний медяк. Здесь нашелся и старый кафтан, а вот сапог не оказалось, лишь рваные ботинки.
Но я не жаловался. Пусть одежда чужая, зато я надеваю ее на свое тело. Человеческое, мое, родное, еще молодое, поджарое, без жира на брюхе, с узкими бедрами, крепкими ногами и ягодицами, и никаких тебе мохнатых отростков над задницей, и никаких волосатых пальцев и когтей!
Застегивая рубаху, спросил у ведьмы:
– Зачем ты бросила меня в котел, не предупредив? Я чуть было не обделался с перепугу!
«Ты бы не решился прыгнуть сам, начал бы драться».
Она взяла с полки длинную деревянную ложку, подступила к котлу и стала перемешивать содержимое. Костер в круге камней успел погаснуть, в котле уже не булькало. Натянув ботинки, я подошел к ней. Зелье помутнело, запах его изменился, в нем появилась горчинка.
– Твое месиво испорчено? – спросил я, возвращаясь к столу.
«Кажется,