Как бы мне вам рассказать, какая она, Кира? Никого красивее просто на свете нет. Она из тех девушек, которые идут по улице, а десять парней пялятся так, будто мимо них прошла Рианна. У нее серые глаза, которые приковывают, когда она на тебя смотрит. И если она на тебя смотрит, ты даже не заметишь, что у нее длиннющие ноги или что она идет так, будто покачивается на ветру, нет, ты будешь смотреть ей прямо в глаза. Как прикованный. Раскосые серые глаза, которые доходят до самых краев лица. Серые глаза – это само по себе необычно, но на лице у черной девушки, даже если она смешанного происхождения, они выделяются, как у кошки. Правда, у нее они выделяются не так уж сильно, ей такие глаза как бы подходят. Они сочетаются с ее широким ртом и высокими скулами. И с кожей. Ее невозможно представить без этих глаз, и других глаз у нее и быть не могло.
Первый раз я увидел ее восемь лет назад, когда мама и Блесс лежали в больнице после того случая с отцом. Я только что вышел от них и был реально расстроен. Их только что осмотрел врач и сказал, что одна половина лица у Блесс всегда будет чуть ниже другой. Блин, да не смотрите вы на нее, пожалуйста!
Он сказал, что, может, все потом само придет в норму, но, вероятнее всего, останется примерно так, как есть. Но в конце он с такой типа обнадеживающей полуулыбкой сказал: «Говорить ей ничто не мешает. По крайней мере с точки зрения физиологии. Попробуй сделать так, чтобы она не замыкалась в себе».
Вот что он сказал. Как будто это проще простого. Как будто у нее внутри есть дверь, которую она может отомкнуть, выйти наружу и снова заговорить.
Я сел в автобус, чтобы ехать домой, и, скорее всего, опять думал, какую бы подлянку устроить отцу. Блесс до сих пор была в каком-то своем мире. Она так и не произнесла ни слова. Она лежала в больнице уже несколько недель, но не издала ни звука. Она просто отгородилась от мира и ушла в себя. Я понятия не имел, что с ней будет, так что можете представить мое состояние. Уставился вниз, погрузился в свои мысли.
Обычно я сижу на втором этаже, в конце или как можно ближе к концу. Но из-за всего происходящего на старые привычки мне было насрать, поэтому я сел в конец на первом этаже и уставился в окно. Прошло, может, пятнадцать-двадцать минут, я поднял голову и увидел напротив ее. Она была в наушниках и слегка покачивала головой в такт музыке, которая из них прорывалась. На ней были простой белый жилет и джинсы, но я глаз не мог от нее оторвать. Глаза у нее были закрыты, и казалось, что она видит какой-то сон. Вот так она сидела, закрыв глаза, чуть улыбалась и покачивала головой.
Я пялился на нее, наверное, минут десять. Это было не очень, как будто я подглядывал за ней в замочную скважину. Но я все равно пялился. Не мог перестать. Помню, я думал, что если