Но я не был такой уж хороший, как вы думаете. И не я один ревновал и мучился, глядя на голубоглазого немецкого атлета.
…Мы гоняли мяч на футбольном поле.
В небе показался У-2. Он сел прямо на поле. Пропеллер заглох у самых футбольных ворот.
Тося молча смотрела на меня.
Я подошел.
– Полетишь со мной.
Я быстро вскочил на крыло, самолет покатился, оставив в недоумении моих друзей-футболистов.
Тося повернулась ко мне, и я увидел под круглыми кожаными очками ее глаза. В них был гнев.
Она прокричала:
– Будем бомбить!
От удивления я открыл рот. “Что бомбить?” – хотел я спросить, но не осмелился.
– Слушай мою инструкцию… Когда подлетим к месту, где надо сбросить эти мешки… – Она указала на два тяжеленных мешка с минеральными удобрениями. Они висели за бортом самолета с обеих сторон кабины. Это, видимо, и были бомбы, которые мы должны были сбросить на неизвестную цель. – Вот тебе нож! – Она протянула мне остро отточенный нож. – По моей команде ты срезаешь веревку с одного мешка, потом мы разворачиваемся, и ты режешь вторую веревку… Понял?! – Она посмотрела на меня строгим взглядом.
Мы стали снижаться.
Я увидел поле, на котором зрели арбузы.
– Вот наша цель! – прокричала Тося.
Она указала на навес, покрытый соломой. Ничем не примечательный навес посреди поля.
– Приготовиться! – крикнула летчица.
Я прижал острие ножа к веревке.
Через мгновение – резкий окрик: “Режь!”
Я полоснул ножом по веревке. Мы с Тосей высунулись из кабины и увидели, как мешок врезался в самую середину навеса. Разворотив солому, деревянные балки, он взорвался, подняв облако белой минеральной пыли.
Я увидел фигуру мужчины с белым лицом, белыми волосами. Мужчина, как мне показалось, был голый. Минеральная пыль густо облепила всё его тело. Это был Отто. Он бежал среди арбузов.
Одновременно с ним из-под навеса выскочила женщина. Голая. Она с ужасом посмотрела на самолет. Я узнал Шуру. Вторую летчицу.
Глаза Тоси улыбнулись в круглых очках. Она показала мне кулак с поднятым большим пальцем.
Самолет развернулся. Мы вновь приближались к цели.
Мужчина и женщина, голые, бежали, подняв головы на приближавшийся самолет.
– Режь! – крикнула Тося.
– Нет! – закричал я.
– Режь!
– Нет!
Тося ударила меня кулаком, вырвала из руки нож и полоснула им по веревке – я увидел, как мешок несется на Отто и Шуру.
Снова белый взрыв…
Когда он рассеялся, Отто лежал среди белых арбузов, Шура, хромая, бежала к дереву, надеясь на спасение под ветвями.
Директор маффетской птицефермы Таро Пааташвили замолчал, потом улыбнулся. Его улыбка говорила мне, что немецкий военнопленный Отто Миллер получил увечье, но остался жить. Я собрался спросить об этом, но Таро, как бы опередив мой вопрос, сказал: “Мы убили его”.
Фотография 16. 1950 год
Самого