А вот сейчас на белоснежную калу смотрю на простыне, которой подруга обмотана, и дурно становится, тошнота подкатывает…
И посмеяться хочется.
Глупая привычка перестилать белье утром тридцать первого декабря, чтобы новый год начать с чего-то нового…
Так хотелось перемен…
Ну как бы. Что заказывали. Получите и распишитесь, вот тебе и Новый год, Валюша, вот тебе и перемены и в твоей постели, на твоих свежих простынях такое вот непотребство.
Ком к горлу подкатывает, как вспомню, что я могла, ничего не зная, прийти и лечь в эту кровать, а может… а может, это у них не впервые?!
Летит вдогонку мысль и у меня живот скручивает узлом…
Слишком уж подруга ведет себя по-хозяйски, наклоняется, открывает ящик прикроватной тумбочки, достает оттуда пакетик влажных салфеток…
Зачем они ей вообще сейчас понадобились?!
И до меня доходит… возможно, для того, чтобы показать мне… она знает, что где лежит… знает… и пользуется…
Отшатываюсь дальше, и чуть не подпрыгиваю, ощущая под ногой скомканный кусок ткани. Алые труселя…
Почти падаю. Пячусь… Хочется на улицу. В холод. Чтобы голова остыла, чтобы дышать смогла…
Муж, наконец, натягивает треники, которые я ему, между прочим, покупала и, наконец, выходит ко мне. На лице недовольство. А я смотрю в его светлые глаза неопределенного цвета и пытаюсь хоть капельку раскаяния увидеть, хоть грамулечку сожаления…
Но там пустота. Чужой человек. Мужчина, ради которого я бегала, как белка в колесе.
Ванечка… Ванечка…
Мысленно повторяю его имя и меня передергивает. Когда этот здоровый мужик стал для меня кем-то наподобие ребенка на иждивении, которому надо все принести и на ложечке в ротик положить?..
Слезы обжигают глаза, но я не плачу, единственное, что удается произнести больным горлом, это банальное:
– Как ты мог?
Голос с каждой секундой садится все больше. Кажется, меня хорошо проморозило и пару следующих дней придется провести в полном молчании, чтобы связки не травмировать, но… мне становится на все наплевать.
Да и зачем мне кричать и топать ногами. Истерикой не поможешь. У меня в груди так пусто становится. Бездна какая-то непроглядная накрывает.
Тру грудную клетку и смотрю на своего мужа. Уже не моего, конечно, у него вон моя подруга бывшая в близких друзьях водится, затем на стол смотрю свой праздничный и горько становится.
Все осквернено. Все, что я так бережно создавала, порушено за одно мгновение…
А еще этот проклятый салат в глаза лезет, разворошенный.
Голос мужа раздается и заставляет меня вновь посмотреть на человека, которого я любила. Еще пару часов назад казалось, что души в нем не чаю…
Но…
– Короче. Валь, давай без истерик. Мы взрослые люди. Ты должна понять…
– Понять?! – спрашиваю одними губами, но Иван меня понимает, все же столько лет знакомы, у нас с ним в универе закрутилось, и я как