– Из него самого. – Батюшка наконец повернулся к нам и вздрогнул. Затем поправил очки, переводя взгляд то на меня, то на Ариадну. – Быть не может! Виктор Остроумов! Вот так да! Собственной персоной! Мы ж с матушкой за здоровье ваше только вчера свечку ставили! Ох, знатно вы этим сектантам оболоцким перцу всыпали, ох и знатно! Так этим светобесам и надобно! Эта вот машина их в подвале и подвзорвала?
Священник подошел к Ариадне и внимательно осмотрел мою напарницу.
– Ишь какая вещица, сделано-то как причудливо, ну это ж надо! Ох, а пощелкивает-то как! Прям шкатулка музыкальная, но только без музыки. – Батюшка вдруг опомнился и представился: – А я отец Герментий. Настоятель церкви Святого Мученика Левонтия Заобьского. Мы с матушкой постоянно о вас в газетах читаем.
Отец Герментий внезапно спешно начал рыться в корзине. Вскоре на свет появился здоровенный бумажный сверток с салом.
– Вот, я просто обязан вас чем-нибудь отблагодарить – вы ж всю столицу спасли! Да держите вы сало, не брезгуйте. По двадцать восемь копеек фунт! Не сало – сказка персидкая, я ее уже три года беру!
С огромным трудом вернув сверток его восторженному владельцу, я предпочел получить от батюшки информацию.
– Если хотите меня отблагодарить, лучше помогите мне с делом. Мы планируем посетить семью Грезецких. Кстати, насколько я понимаю, усадьба их там?
Я кивнул за реку, туда, где заканчивались ряды краснокирпичных фабрик. Сдерживая лезущие в небо гигантские здания, там рос запущенный терновый сад. Темные громады цехов возвышались прямо над ним, давили его своими стенами, жали, но справиться с его переплетенными, упрямо упирающимися в закопченные кирпичи шипастыми ветвями у них так и не получалось.
Деревья жили, хотя заводской дым уже плел над ними свой скрывающий солнце саван. Ветви их сейчас покрывали белоснежные, совершенно неуместные в этом фабричном городке цветы.
Огромный сад переходил в усадебный двор. На берегу залива стоял большой дом с мезонином, несколько флигелей и с десяток ангаров и мастерских. С другой стороны от дома шел усадебный парк, заросший чахлыми тополями, за которыми вновь поднимались фабричные стены.
Батюшка при моем вопросе о Грезецких сильно помрачнел, затем заговорил, несколько понизив голос:
– Это жуткие люди – так и знайте. Не семья, а узел гордиев, из змей связанный! После того, что предок их сотворил, род их проклят Господом на веки вечные. Все Грезецкие до одного безумны – одна их Аграфена чего стоила.
Я прикрыл глаза, старательно пытаясь вспомнить занятия в духовно-механическом училище. Давалось с трудом – все же окончил я его двенадцать лет назад.
– Аграфена Грезецкая – это та, что век назад предложила концепцию освященного водорода?
– Да нет же, Виктор, ну вы что? Правила освящения водорода Аглая Грезецкая разработала, а Аграфена Грезецкая – это та, что полсотни человек