– Неужели, Ангелина? Разве ты счастлива в браке по расчету? Или ты Анжела? – оглядываю их обоих спутанным взглядом. – Вас хотя бы не дарили, как приз в конце марафона.
Замолкают. На их шеях проступают алые пятна. Внезапно, обе распахивают глаза и натягивают извинительные улыбки. Я же засматриваюсь на отца в компании советника Дмитрия и не замечаю изменения климата.
– Добрый вечер, дамы.
Дариус…каждый позвонок пронзают тонкие ледяные иголки.
– Потрясающий вечер. Примите наши искренние поздравления с юбилеем. – Тараторит Ангелина, а Анжела за раз проглатывает канапе. Остается лишь тонкая шпажка меж пальцев с розовым маникюром.
– Спасибо. Могу я потанцевать со своей невестой?
Они переглядываются, опешивают от его вопроса. Я неподвижна. Его появление леденит.
Дариус предлагает мне руку. Я принимаю его предложение. Снова. Отказ он принял бы за оскорбление.
В большом зале с черными колоннами по углам приятный полумрак. Теплый свет излучают настенные лампы в виде кубиков льда. Мы выходим в центр, и Дариус обнимает меня за талию. Ничего предосудительного и дикого. Границы не нарушены.
Два часа назад мой отец и Бажаев подписали соглашение. Советники его проверили и отдали юристам. Дело сделано. Я почти в собственности Дариуса.
Почти и всё же…Дариус не может проявлять ко мне желание на публике. Только после свадьбы.
– Я не видел твоей матери. – Говорит Дариус, склонившись к моему уху. Низкий голос впрыскивается в кровь снотворным.
– Она плохо себя чувствует.
– Отправлю ей корзину фруктов.
– Спасибо.
Опять молчание повисает. Музыка звучит, словно в удалении. Мелодию заглушает мое беспощадное сердцебиение и клацанье зубов.
– Ты дрожишь, Милена. Я причина твоего беспокойства?
– В этом зале не найдется того, кто чувствует себя в своей тарелке рядом с вами.
Ни тени улыбки. Даже быстрой, неуловимой. Только тьма в глазах.
– Они должны так себя ощущать. Иначе я начну сомневаться в своей власти.
– Разве вам может нравиться страх, которым они наполнены?
– Я босс мафии, Цветочница. Если эти цепные псы перестанут трястись в моем присутствии, мне придется их пристрелить. Только так я буду уверен в том, что моя территория все еще моя. А люди, живущие на ней, чтят меня.
Для него не составит труда пустить кому–нибудь пулю в лоб. Я наслышана о его жестокости. О нем ходят кровавые легенды. Подруги делились ими на девичниках. В красках и подробностях.
Перерезал глотку воришке.
Лишил какого-то наглеца двух пальцев за домогательства танцовщицы в своем клубе.
Впервые убил в пятнадцать лет…
У меня начинается мигрень.
– Почему Цветочница? –