– И вовсе это не чушь. Вы прочтите, прочтите, что написано в документе, – и толстяк снова затряс своей писулькой.
Не было у Ванюши никаких детей, кроме Игорька и Славика. Наш брак у него первый и единственный, а я его первая и единственная женщина. Поженились, когда нам было по двадцать лет, и с тех пор на сторону не глядели.
– Вон отсюда, мошенник! Я полицию вызову.
– Зовите, зовите, Мария Львовна, а мы им покажем этот документ, а еще у меня письмо есть. Для вас. От моего отца, Ивана Петровича, – и наглец вытащил из черной кожаной папки запечатанный конверт без подписи.
Меня трясло. То ли от холода – с улицы дуло, а на мне был тонкий ситцевый халат да тапки на босу ногу – то ли от сильных чувств. Я пыталась столкнуть ботинок этого мошенника со своего порога, да куда мне в семьдесят лет справиться с таким бугаем!
– Не скроетесь вы от правды, Мария Львовна, даже не надейтесь. Половина этой квартиры моя, и здесь будет жить мой сын во время учебы. Ничего вы с этим не поделаете.
– Замолчите! Убирайтесь!
Дыхание сбилось. В сердце кольнуло болью. В висках загрохотал пульс. Всем своим цыплячьим весом я повисла на двери, пытаясь захлопнуть ее перед лицом мерзавца.
– Пришло время тайному стать явным, – продолжал толстяк, лихорадочно сверкая поросячьими глазками. – Ваш муж Иван Петрович какое-то время жил на две семьи. Когда работал вахтами.
Ванюша и правда несколько лет работал вахтовым методом. Но это ничего не доказывает! Как и письмо, как и завещание. Наверняка дешевая подделка.
Зрение помутилось. Я моргнула, пытаясь прогнать туман перед глазами, но лучше не стало. В груди жгло, боль отдавалась под левую лопатку.
– И в этот период жизни у него родился сын. На стороне. От другой женщины. Я.
Это неправда. Ваня не мог поступить со мной настолько подло. Я же на старости лет за ним утки выносила, потом, когда он немного оправился от инсульта, на себе его в туалет таскала. А в молодости от перспективной должности отказалась, чтобы быть хорошей женой и матерью. Нашла работу попроще, но с удобным графиком, чтобы мужу и сыновьям уделять больше времени. Не мог человек, которому я всю жизнь посвятила, взять и изменить. Ложь это все! Клевета! Навет.
– Он и мне письмо оставил, – не унимался мужик в пуховике. – Там все написано. Под конец жизни отец раскаялся, что сына бросил, и завещал мне свою долю в квартире.
На грудь словно гирю положили. В ушах шумело. В глазах двоилось. Резкий приступ боли – и я пошатнулась, схватившись за сердце.
– Что с вами? – донеслось словно издалека, сквозь толстый слой ваты. – Мария Львовна?
Теряя сознание, я сползла по стене под дверь.
* * *
Никак не получалось сфокусировать взгляд. По краям зрения клубился белый туман. Коленями я чувствовала твердость холодного камня, ладонями – что-то мягкое и неприятно мокрое.
– Шевелись, бездельница! – раздался позади визгливый женский голос.
Ему вторил другой, столь же пронзительный:
– Что за ленивая корова!
Зрение