Казалось, вот-вот заплачет. Кто-нибудь другой, может, поверил бы и проникся, но Кэммирас лишь пожал плечами.
– В другой раз будь внимательнее, когда заключаешь сделку.
Он помедлил несколько мгновений, но решил, что девчонка не виновата в дуростях его семейства. Нажал ногтем на печатку, которую уже несколько лет не снимал с безымянного пальца. Выгравированный черным по платине круг сверкнул и тут же погас. На этот раз Кэммирас выругался вполне разборчиво. Процедил сквозь зубы:
– Мой счет заблокировали.
Первым порывом было наплевать на все и отправить девушку восвояси, пусть решает проблему с тем, кто ее нанял. Но совсем некстати проснувшаяся гордость семьи Гофе не позволила этого сделать.
Снова раздавшийся писк – дребезжащий, откуда-то из-под собранных в кучу остатков вчерашнего веселья – показался издевательством. Как и слова девушки:
– Кому-то ты с утра очень нужен.
– Знаю, – бросил он с раздражением. Дождался, когда писк стихнет, и добавил уже спокойнее, указав на стену: – Можешь взять себе какую-нибудь из картин. Любую, какая приглянется.
– Но я же не вижу, что там. – Девушка казалась разочарованной, но лишь до того момента, как Кэммирас ответил:
– Прикоснись к стеклу.
Она с написанным на лице любопытством подошла к ближайшей стене, прикоснулась к самой маленькой из картин, изящная рама которой была самой дорогой. Ну что ж, ценность вещей она определять явно умеет.
Еще мгновение, и темная пелена на стекле рассеялась, открыв взгляду карандашный, не слишком умело выполненный портрет девочки лет десяти. Колючий взгляд, два мышиных хвостика своевольно торчат в стороны.
– Кто это? – обернувшись, спросила девушка.
Но Кэммирас на это мог лишь пожать плечами. Что сказать? Воспоминание? Сон? Плод его воображения, что взрослел вместе с ним? Он и сам не был уверен, действительно ли мельком заметил на улице тогда, много лет назад, эту девочку, больше похожую на нахохлившегося воробушка, или память играет с ним в очень жестокую игру.
На следующем рисунке кажущаяся почти живой незнакомка была уже взрослой девушкой. Черты лица заострились, вытянулись, добавив аристократичности. Круглые детские щечки исчезли, зато появились высокие скулы. Губы изогнулись в скептической ухмылке, будто спрашивая: «Ты уверен, что тебе хватит мастерства изобразить меня, как должно?»
Следом – еще одна: девочка-подросток… Изображениями незнакомки, скрытыми от посторонних глаз, была увешена вся комната.
– Ну как, выбрала? – наконец спросил Кэммирас, когда молчание его гостьи слишком затянулось.
– Выходит, собираешься расплатиться чужим портретом, – протянула она. Нахмурилась недовольно. – Ты в курсе, что все это не очень нормально?
Кэммирас едва сдержался, чтобы не выставить дуреху за дверь. Любой из этих рисунков стоит гораздо больше, чем она. Ведь на них то, что существует лишь в мечтах, а это по-настоящему бесценно.
Она не способна этого понять.
– Есть