Когда вопросы стали более проникновенными и перекликающимися с самым глубоким содержанием происшедших событий, он начал терять свою скрытность. Он вдруг замер, его глаза широко раскрылись, а пот от волнения выступил на его лбу. Уверенность, которой я обладал, заставила меня углубиться в его сознание и разобраться в его мотивах и темных намерениях. Я был решительным, неуязвимым – это было мое проклятие и моя сила. Мое внутреннее пламя было готово сжечь все лживые ответы и маскирующие маневры.
Нужно было только дать шанс его истинной сущности проявиться. Я продолжал настаивать на своих вопросах, вскрывая глубину его рассуждений и доводя его до края отчаяния. Часы шли медленно, когда мы наводили справки, проводили перекрестные допросы и пристально наблюдали за каждой его реакцией. Он пытался манипулировать нами, но я и Виктор не поддавались его уловкам. Мы настоятельно призывали его к сотрудничеству, понимая, что только так сможем добраться до истины. Когда подозреваемый понял, что его обман не проходит, его ярость стала все сильнее.
Он начал издавать угрожающие звуки и шуметь, пытаясь освободиться из наручников. И в определенный момент мне сорвало крышу, и я стал его избивать, меня от него несколько раз оттаскивали дабы я не убил эту ебучую гниль. И вот, после нескольких часов моральной борьбы с периодическими избиеньями, подозреваемый внезапно застыл. Я заметил эмоциональное трепетание на его лице, слабость в его голосе. Это был мой шанс и продолжил допрос, все более настойчиво, и неожиданно он начал раскрывать детали, которые могли быть ценными для нашего расследования. Получая куски информации из его дробного признания, я собирал пазл расследования. Я задавал дополнительные вопросы, чтобы уточнить каждую деталь, и подозреваемый терял контроль над ситуацией. Его стены обороны рушились, и он становился все более и более растерянным.
Наконец, когда я почувствовал, что получил достаточно информации, я остановил допрос. Подозреваемый, по-прежнему пристегнутый к столу, выглядел изможденным и побежденным. Он понял, что я знаю гораздо больше, чем он хотел признаться, и попытки продолжить его игру были бессмысленными.
Теперь наш преступник был лишен сил и свободы, а я владел информацией, которая могла помочь в нашем расследовании. Мы оставили его на время в комнате для обдумывания его положения, ведь я знал, что он не сможет сбежать или причинить вред. Протокол допроса я передал начальству, и теперь моя работа в Москве была завершена.
После долгого и напряженного допроса я почувствовал истощение, пронизывающее мое тело. Когда наконец я покинул полицейский участок и отправился на квартиру, меня охватило ощущение измученности и боли. Кровь на моей руке напоминала мне о тяжелой ночи, когда мне пришлось применить