Румянцев, будет иметь негативные последствия для всей сложившейся расстановки сил в Европе, поскольку в этом случае «связь между державами, по разделу Польши естественно [за] интересованными друг друга поддерживать, тогда совершенно рушится». В итоге вывод был таков: император желает видеть Польшу «в настоящем ее положении и присоединения Польши в прежнем составе ее не изволит признавать полезным для империи», тем более что восстановление Польского королевства могло бы грозить отторжением от Российской империи «края Белорусского и участков, отошедших к составлению Киевской и Подольской губернии». Это были политические соображения стратегического характера. В то же время в письме содержались и конкретные инструктивные указания тактического плана. Изложены они были достаточно витиевато, в целом же смысл их заключался в том, что действия, предпринимаемые российской стороной, ни в коем случае не должны были оттолкнуть ориентировавшиеся на Россию польские круги. «Его императорское величество, – отмечалось в нем, – приемля в уважение, с одной стороны, представление Вашего сиятельства, что, льстя надеждам поляков о восстановлении их отечества к общему их желанию быть под скипетром его величества, можно удержать их в спокойствии и восстановить между ими тишину и повиновение, а с другой, чтоб в противном случае и преуспев, может быть, в продолжение нынешней войны оказать важную услугу Франции, они обратятся к императору Наполеону с домогательством о составлении особого царства из Герцогства Варшавского и Княжеств Галицейских, что нам весьма невыгодно, государь император соизволяет, чтобы Ваше сиятельство, удостоверяясь в полной мере, что магнаты варшавские и галицейские прямое и твердое имеют желание поступить под скипетр его императорского величества, употребили между ними под рукою и в виде собственного побуждения Вашего внушения, что ежели они действительно намерены, составя из Герцогства Варшавского и Княжеств Галиции особое царство под именем королевства Польского, вверить скипетр оного на вечные времена государю императору и его преемникам, то Вы почти уверены, что таковой подвиг их и предложение о том не останутся безуспешны и что Вы, с Вашей стороны, приемлете на себя быть в сем деле ревностным ходатаем, обещая донести о таковом их желании государю императору со испрошением всемилостивейшего соизволения, чтоб им было позволено отправить к высочайшему двору на тот конец депутацию
»25.
В письме от 5 (17) сентября 1809 г. С. Ф. Голицын еще раз возвращался к польским делам. На этот раз он писал непосредственно императору: «[…] мыслил я, что доколь бывшая Польша останется в настоящем положении, все будет камнем преткновения и яблоком раздора. Враги наши употреблять будут воспаленное воображение поляков в свою пользу, и Россия вечно с сей стороны не будет обеспечена». Он вновь предлагал решение «польского вопроса», отличавшееся от мнения императора: «Одно только представляется уму моему, то есть, чтобы остатки Польши присоединить
