Ни об этом, ни о том, что происходило в его жизни до и после Великой Отечественной войны, мой прадед не написал в своих воспоминаниях. Он сознательно начал со слов: «Весной 1940 года я вместе с семьей побывал в Сочи». О том, что было перед этим в жизни его и многих его соотечественников – об эпохе репрессий – он хотел рассказать, но, видимо, не смог найти нужные слова.
В черновике второй главы воспоминаний, сохранившемся в семейном архиве, Рокоссовский писал: «После тридцатимесячного срока пребывания в заключении, под следствием, был освобожден и полностью реабилитирован. Вышел на свободу, задавая себе неразрешенный вопрос, кому и для какой цели понадобилось все то, что было проделано в 1937 году. Ведь удар был нанесен по наиболее подготовленным кадрам руководящего состава Красной армии. Своими делами и кровью доказавшим свою безграничную преданность Коммунистической партии, Советской власти и социалистической Родине. Последствия проделанной черной работы сказались уже в финскую кампанию. Красная армия оказалась к моменту назревающих событий оголена. Многолетняя работа партии над воспитанием и подготовкой военных кадров была сведена к нулю. На руководящих постах звено высшего командного состава, за исключением единиц, оказались малоопытные, не подготовленные к руководству в военное время кадры. Одной преданности и храбрости для ведения войны в современных условиях оказалось недостаточно…»
Но Рокоссовский сам вычеркнул из мемуаров этот и другие фрагменты, относившиеся к репрессиям, к его аресту по ложному доносу в августе 1937 года и освобождению в марте 1940 года, после которого он смог воссоединиться с любимыми женой Юлией Петровной и дочерью Ариадной и поехать с ними в Сочи. О том, что ему пришлось пережить в заключении в печально известных ленинградских «Крестах», он никогда никому не рассказывал. Только один раз, спустя много лет, на вопрос дочери, почему он всегда держит при себе маленький браунинг, Константин Константинович ответил: «Если за мной придут еще раз, живым не дамся».
Не написал Рокоссовский и о том, как в юности учился скакать на коне в дядюшкином поместье «Пулапин» под Варшавой, как совершал первые военные подвиги в Первую Мировую, как во время Гражданской войны сражался в Забайкалье с дивизией барона Унгерна. Не рассказал, как вернулся в родную Польшу в 1945-м году уже советским маршалом и командующим Северной группой войск, а в 1949 году – министром национальной обороны и маршалом Польши. Он написал только о том, о чем хотел написать – о Великой Отечественной войне. Для него, как и для большинства советских людей его поколения, это было главным событием в жизни.
В 1960-е годы многие полководцы публиковали свои воспоминания. Не все они были до конца правдивыми. Некоторые военачальники позволяли себе вольное обращение с фактами, в том числе и касающимися непосредственно прадеда и операций, в которых он участвовал. Боевые друзья просили Рокоссовского сказать свое веское слово. Он участвовал в ключевых сражениях Великой Отечественной, бывал и в окопах, и на командных пунктах, и там, где принимались главные решения. Соратники настаивали: кто, если не он? Но Рокоссовскому, не пасовавшему перед трудностями на войне, было непросто решиться на этот шаг.
Свою книгу прадед начал писать уже в конце жизни, когда был тяжело болен. Писал он сам – от руки, не прибегая к помощи литературных обработчиков, стенографистов. Правил по старой фронтовой привычке цветным карандашом. По несколько раз переписывал отдельные фрагменты и целые главы. Посылал рассеянным по стране сослуживцам письма с просьбой уточнить ту или иную деталь. Окончив очередную главу мемуаров, отправлял ее с адъютантом в машбюро, где печатались два экземпляра: один для автора, второй – в Главное политическое управление Советской армии. Там воспоминаниями занимались цензоры: вырезали или переписывали неправильные, с их точки зрения, куски, приводили мемуары в соответствие с текущей линией партии. Работа над книгой была окончена за несколько дней до смерти прадеда 3 августа 1968 года. Представитель «Воениздата» привез ему сигнальный экземпляр. Рокоссовский спросил: «Много переписали?» Тот промолчал. Спустя несколько месяцев его книга была опубликована.
Но, к счастью, в семейном архиве остался первоначальный вариант его воспоминаний, а также черновики, блокноты с записями, его статьи. И в 1990-е годы внукам Рокоссовского удалось хотя бы частично восстановить справедливость. Вырезанные или переписанные цензурой фрагменты были опубликованы, причем не вместо, а после измененного цензорами текста – в конце каждой главы. Теперь у читателя есть возможность прочитать эти версии и сравнить их. И сделать выводы.
Мне в книге прадеда дороже всего именно эти восстановленные фрагменты. В них его чувство юмора, его «фирменная» самоирония и при этом – факты, о которых он хотел рассказать, и глубокий анализ военной ситуации, который цензура хотела скрыть от читателей. В этих фрагментах чувствуется Рокоссовский – его взгляд, его отношение к описываемым событиям, его эмоции.
О том, как воспринимал происходящее на войне мой прадед, лучше всего написал военкор, писатель Александр Бек, приезжавший к нему в 16-ю армию, когда она сражалась под Москвой на Волоколамском направлении.