Человек движется к вершине горы, поднимаясь по каменистому, поросшему кустарником склону. Неожиданно его путь преграждается непреодолимым препятствием – пространство, знакомое всем нам, отказывается ему служить. И тогда он завязывает пространство узлом, сгибает его в кольцо! Не будучи в силах достичь искомой точки коротким путем, он совершает кольцеобразное движение: спускается в недра горы, проходит землю насквозь, поднимается по «противоположной» стороне кольца и оказывается в той точке пространства, которую видел, стоя у подножия горы.
Перед нами – описание, «путевой лист» иного путешествия, предложенного Вергилием Данте. Замыкающееся в себе, кольцеобразное пространство иного мира способно вывести путешественника в обитель света только через глубины ада и склоны чистилища. Движение в этом поедающем себя, змееподобном пространстве возможно лишь в одном направлении – против часовой стрелки (если читатель, конечно, сможет вообразить описанный флорентийцем мир в виде циферблата).
Теперь мы знаем особенности того пространства, по которому должен пролечь путь влекомого проводником странника. Но, представляя себе этот странный способ движения, путешественник должен обладать уверенностью в том, что его вожатый действительно знает путь. Предчувствуя грядущее погружение в адскую бездну, Данте должен верить, что сопровождающая тень способна вывести его к свету невредимым, что образ вожатого истинен, а не создан дьявольским искушением гордыни.
Начав движение вслед за проводником, путник отдает себя во власть призраку – слова Вергилия о себе поп ото, ото gia fui («не человек, уж был им») красноречиво об этом свидетельствуют. Явление тени, спасшей путешественника, пусть даже и обусловленное имеющимся у Вергилия «опытом путешествия», не может гарантировать истинности вновь избранного странником пути. Необходимо внутреннее, укорененное в индивидуальной человеческой памяти основание веры в проводника, в его способность провести истинным путем, минуя все возникающие преграды. Тень проводника, сотканная из опыта ушедших поколений, должна быть утверждена, укоренена в сознании флорентийца некоей силой, уже существующей в его памяти, – силой чего-то ему очень близкого и обладающего огромной властью над его разумом. Вергилий, доказывая свое знание пути, свою «легитимность», обращается к Беатриче.
Наконец-то охотники за мыслительным опытом флорентийца обрели короткую передышку после долгого пути! Читатель,