Её слова вызвали новую волну напряжения. Филипп поставил бокал на стол с таким звуком, будто хотел привлечь внимание.
– Мы даже не знаем, что именно произошло, – сказал он, глядя на Катрин. – А ты уже делаешь выводы. Почему? Может, у тебя есть причины говорить так уверенно?
– Что ты имеешь в виду? – холодно спросила она, не отводя глаз.
– Ничего, – протянул он, усмехнувшись. – Пока ничего. Но мы все знаем, что Софи видела тебя, заходящей к нему ночью. Или это тоже совпадение?
– Я уже сказала, это не была я, – отрезала Катрин. Её голос оставался спокойным, но в нём появилась стальная нотка. – Софи могла ошибиться. Или она видела что-то другое.
– Например? – скептически спросил Антуан. – Призрак?
Катрин не ответила. В бесстрастном взгляде мелькнула тень усталости. Она посмотрела на Пьера.
– Итак, полиция приедет, – сказала она. – Но что мы будем делать до их приезда? Просто сидеть здесь и спорить?
Пьер взвешивал её слова. Он взглянул на картину и на мгновение замер. Затем он ответил:
– До приезда полиции мы не будем предпринимать ничего, что могло бы помешать их работе. Я понимаю, что ситуация вызывает вопросы, но нам нужно сохранять хладнокровие.
– Хладнокровие, – повторил Филипп с горькой усмешкой. – Это легко сказать, когда в твоём доме люди умирают и появляются на картинах. Может, ты сам что-то знаешь, Пьер? Эта картина здесь наверняка не случайно.
Пьер посмотрел на него, но промолчал. Его лицо снова стало маской спокойствия, хотя напряжение оставалось.
Гости вновь замолчали. Их взгляды метались от картины к друг другу, к Пьеру, к пустым углам вестибюля. Время тянулось невыносимо медленно, а ощущение чего-то близкого и неведомого становилось всё сильнее.
Катрин сделала несколько шагов вперёд, остановившись у камина. Тени от пламени играли на её лице, подчёркивая твёрдость взгляда и прямоту осанки. Её голос прозвучал резко:
– Леон был сложным человеком, – сказала она, обведя собравшихся взглядом. – Да, он пил. Да, он был груб. Но это не значит, что он добровольно накинул бы петлю на шею.
Слова повисли в воздухе, так и не нашедшие своего места. Антуан нахмурился, его руки скрестились на груди.
– Ты хочешь сказать, что он не мог сделать этого сам? – спросил он, выказав в голосе больше вызова, чем интереса.
– Именно, – резко ответила Катрин. – Он был человеком, который винил всех вокруг, но только не себя. Его злость на жизнь не давала ему утонуть в апатии. Леон не искал смерти. Он выживал.
– Это всего лишь твоё мнение, – вставил Филипп, лениво прислонившись к стене. – Мы не можем знать, что творилось у него в голове, – иронично добавил он.
Катрин повернулась к нему, её глаза блеснули:
– Мы можем. По крайней мере, я могу. Потому