– Заткнись, – прошипела она. – Не ори!
Да как тут не орать-то?
Схватка прошла, и я на несколько мгновений провалилась в дремоту, чтобы очнуться от нового приступа боли. Стиснув зубы, снова запыхтела, изо всех сил сдерживая крик.
Кричать было нельзя.
Плакать и звать на помощь – тоже.
И я бы пожаловалась, но жаловаться мне тоже запретили. Высокая женщина в хирургической шапочке на голове представилась Рейной Паркс и в нескольких жестких фразах объяснила мне мое незавидное положение.
– Твои крики напугают других рожениц, – сверкая на меня холодным, безжалостным взглядом, сказала она. – Поэтому молчи.
Ради такого мне выделили отдельный родильный зал. И пока схватки не стали слишком частыми, я была в нем совершенно одна. Ни медсестры, ни акушерки, ни заботливого мужа, которого по договоренности могли допустить на роды. Я была наедине с тихо пищавшими датчиками, прикрепленными к моему животу, они прослушивали сердцебиение моих малышей. Да, все верно, их у меня было двое. Если верить результатам сканирования – девочка и мальчик.
– Тут все рожают, – сказала я.
Во рту пересохло, а спина при этом была влажной от пота. Больничная рубашка неприятно липла к телу, и я с тоской подумала о собранной сумке с вещами, которая осталась дома. Рожать я должна была через неделю и совершенно в другом месте, но судьба распорядилась иначе, и схватки настигли меня в дороге.
Рейна Паркс только усмехнулась на мое замечание и поправила датчик. Потом нахмурилась.
– Сломался он что ли, – пробормотала она, и меня от этих слов охватил ужас.
– Что случилось? – выдохнула я, чувствуя приближение очередной болезненной волны.
– Да затихло что-то. Один пищит, а второй вот линию показывает.
– Как линию? – я попыталась встать, но акушерка толкнула меня обратно на кушетку.
– Успокойся, – рявкнула она. – И жди. Сейчас приду.
Бросив еще один взгляд на датчик, женщина удалилась, оставив меня наедине с разрывающей болью. Пользуясь тем, что поблизости не было никого, кто мог бы меня отругать, я от души закричала. От беспокойства за своего малыша из глаз впервые за эти часы боли полились слезы. Мне было все равно на проявленную ко мне несправедливость. На то, что отнеслись, как к безродной бродяге, подобранной на улице. На то, что врач даже не пришел ко мне, чтобы осмотреть и проверить состояние. А вот за малыша, о благополучии которого я заботилась все девять месяцев беременности, было страшно до темноты в глазах.
Акушерка вернулась, когда схватка пошла на убыль. Вместе с ней пришла еще одна женщина в белом халате.
– Что тут у нас? – с порога громко спросила она.
– Доктор, – взмолилась я, надеясь, что она меня успокоит. – Датчик не пищит.
Устроившись на краю кушетки, женщина проверила датчик. Потом достала из кармана халата слуховую трубку и приложила к моему животу.
– Какое раскрытие? – спросила она сухо.
– Восемь пальцев, – в тон ей ответила рейна Паркс. – И больше не раскрывается. Схватки усиливаются.
– В душ ходила? Массаж поясницы?
– Предлагали, – тут же отозвалась акушерка. – Она отказалась.
И бросила на меня выразительный взгляд. Потому что ничего такого не было. Все, что мне полагалось – получать по голове за крики. Ни душа, ни массажа мне никто не предлагал. Но все это было не важно. Я уже составила свое мнение об этой женщине и персонале в целом, и собиралась разобраться с этим уже после выписки.
Покачав головой, женщина поджала губы.
– Ничего не слышу, – она убрала трубочку и начала снимать с меня датчики. – Готовьте операционную.
Какую еще операционную? Меня охватила паника. Вскочив, я с силой схватила женщину за руку.
– Что с моим малышом? – спросила я севшим от крика голосом.
Отреагировала она на удивление спокойно.
– Все будет хорошо, – женщина мягко отцепила от себя мою руку и поднялась. – Рейна Паркс, выполняйте.
И моя акушерка исчезла быстрее, чем из меня посыпались новые вопросы. Спустя несколько мгновений в родильный зал пришли две медсестры, которые до этого готовили меня к родам. Одна несла какие-то бумаги, другая – металлический лоток со шприцом и всем необходимым для укола.
– Что это? – уже практически не соображая от страха, спросила я.
– Это согласие на оперативное вмешательство, – ответили мне.
– Позвольте, я сделаю вам укол, – вторая медсестра набрала лекарство в шприц и вонзила его в мое бедро так внезапно, что я просто не успела принять другую позу.
Но мне по-прежнему не ответили на самый главный вопрос:
ЧТО, ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО СТАРЦА, С МОИМ МАЛЫШОМ!
Женщина-врач, закончив с датчиками, кажется, собралась уходить.
– Подождите, – я не стала хватать ее и вообще неловко замерла,