– Мы гулять. Они поели, – доносится голос Руслана с первого этажа.
Яра ничего не кричит ему в ответ. Лишь улыбается.
Вместо этого она повергает меня в шок:
– Пока Коля с Русланом гуляет, принеси мне свои таблетки, – тон крайне убедительный.
Она не спрашивала, принимаю ли я что-то. Она уверена в этом.
– Я не…
Глядя мне глаза, Яра отрицательно качает головой, дескать, нет, меня ты не проведешь.
– Я даю тебе возможность самостоятельно сделать шаг к восстановлению. Поверь, мне ничего мне стоит самой их найти. Даже знаю, что именно ты могла купить без рецепта. И где купила, тоже представляю, – под её внимательным взглядом я теряю желание врать. – Пока ты сама не захочешь поправиться, ничего не поможет. Психиатр, психолог, невролог – это прекрасно. Но недостаточно. Всё в твоей голове и в твоих руках. Я понимаю – больно. Но все проблемы решаемы. Почти все.
Яра отводит глаза, и я понимаю, о чем она думает.
Когда она пропала, Серёжа места себе найти не мог. Мы тогда дружно – всей семьёй – болели ветрянкой. Коля принес вирус из сада. После него заболела я, а потом и муж. Он был расстроен, что не может полезным быть для Яры. Буквально на стены лез до конца карантина.
Когда Яру нашли, нас сыпать уже перестало, но она была ослаблена и врачи не разрешали ему её навестить. Это был один из тех редких случаев, когда его терпение не справлялось. Они с Димой постоянно были на связи. Думаю, не валяйся он в кровати с температурой за сорок, то пополз бы сначала в тайгу, а после и в больницу.
Меня внезапно осеняет.
– Ты тогда тоже…?! – не могу слов подобрать. Боюсь показаться невоспитанной.
Хотя уж куда хуже.
– Сложно принять реальность, в которой ты калека, не способная самостоятельно голову помыть или есть приготовить, – грусть мелькает в её взгляде. – Но как видишь, – поднимает обе руки, держа их ладонями вверх, совершает вращательные движения. – Время идёт. Всё меняется. Мы меняем окружающую нас действительность. Первое время было сложно. Мучили кошмары. И рука адски болела. Мне обещали, что через пару месяцев она восстановится. Но нет. Моторика подводила. Словно я болела Паркинсоном. Истинное чувство собственной неполноценности не всем известно. С ним трудно жить.
– Я не заметила в тебе тогда значительных изменений.
Произношу и тут же жалею. Зря даю понять, насколько я внимательна и чувствительна к бедам других.
– Знаешь, я не прощаю людям, и себе в том числе, категоричности суждений. Со временем необходимо учиться гибкости. Люди, уверенные в своей, и только в своей правоте редко добиваются успеха. Если нет лояльности, сложно развиваться, познавать что-то новое. Мы привыкли к позиции – люди, находящиеся в депрессии, обязательно должны быть угрюмыми, с потухшим и затравленным взглядом, их отчаянье должно быть осязаемо. А потом все удивляются, когда с виду успешная девочка выходит ночью в окно. Или парень, разогнав свое авто, влетает в дерево. Все задаются вопросом – почему? Ведь у них всё было хорошо. Работа, достаток, семья. Никто не задумывается, что