– Ты, вот что, Хельг, – хрипел Святополк Владимирович, глядя из-под мохнатых бровей на стоявшего перед ним молодого дружинника, – к Смоленску скачи, там брата моего убили… Глеба…
– Как убили?! – вздрогнул дружинник. – Кто?!
– Не знаю – мотнул головой князь, отгоняя прочь от чела своего всё больше наглеющих мух. –Убил кто-то, и самое главное, слух поганый идет, что, будто это я его… Вот, гадюки… Зачем мне Глеба убивать? Зачем? Он же отрок еще неразумный… За что ж его так? Ты, Хельг, не теряй времени даром. Найди того, кто брата моего жизни лишил. Найди это каиново отродье и живьем его ко мне притащи. Живьем непременно, а я уж с него сам кожу сдирать буду. Твари. Сперва Бориса убили, теперь вот Глеба. Найди их, Хельг… Я тебе сейчас одному верю. Иуды кругом… Никого с собой не бери… Один иди… Помоги мне, а уж я в долгу не останусь… Помоги…
Вторую ночь Хельг гнал коня своего. Днем скакать вообще возможности не было. Жара. Ночью, еще, куда ни шло, а днем сущее пекло. И уже ближе к рассвету наткнулся воин на небольшое селище. Возле речной воды под сенью густых ив, устроены были добротные шалаши, в которых уставшие за ночной переход путники, готовились терпеть тяготы наступающего зноя. Хельг тоже решил здесь вместе со всеми жару переждать. Он стреножил коня, взял из переметной сумы небольшой, но увесистый кусок соли, завернутый в серую тряпицу, и пошел выбрать себе место для дневного отдыха. Соль усталый воин отдал старику, хлопотавшему возле огня, на котором закипал огромный прокопченный котел с варевом. Старик, почуяв в руке тяжесть драгоценной приправы, любезно улыбнулся Хельгу, обещая этой улыбкой: и сытного варева изобилие, и прохладного кваса пару ковшей во время дневной муки. Не грех было старику за такой дар постараться. Весьма соль ценилась тогда.
Потом воин прилег на прохладную еще землю, и уж было задремал, как вдруг услышал возле себя неторопливый разговор. И мигом разговор тот дрему спугнул.
– Как мух он своих братьев давит, – неторопливо рассказывал здоровенный рыжий мужик с утиным носом своему внимательному собеседнику. – Боится, собака, что отнимут у него стол княжеский. Как же так-то?
– А чего ему бояться? – переспрашивал плешивый товарищ рыжего говоруна. – Он же – старший сын княжеский. И кому, как ни ему князем великим быть. Старший сын всегда за отцом, ведь…
– А вот и нет, – оскалил крепкие зубы здоровяк. – Князь-то Владимир не отец ему был.
– Да ты что?!
– Точно. Мать-то Святополка, Рогнеду князь Владимир уже беременной у брата своего, у Ярополка отбил. Тяжелой она была, когда Владимир её познал. Это теперь всякому известно…
– Да, ну?
– Вот тебе и – «ну»… Не великого князя Святополк сын, а потому права на киевский стол никакого не имеет, стало быть. Самозванец. Вот он потому злодейства всяческие против законных наследников и творит. Сперва князя Бориса убил, теперь вот Глеба… Подлый человек… Любому, кто против него слово скажет, кишки выпустит. Взбесившийся волк – против него сущий кутенок
– Врешь! – не смог сдержать себя против мерзкой клеветы Хельг.
Он резко выпрямился и мгновенно ударил себя правой ладонью по левому бедру, по тому месту, где всегда у витязя меч острый в ножнах висел. Но сегодня меча на месте не было, не велел князь меча брать с собой, приказал ножом острым ограничиться. Нож был спрятан в сапоге богатыря. Да только, что можно сделать ножом десятку крупных бородатых мужчин с пиками и с кистенями в руках. Хельг даже заметить не успел, откуда они появились, будто из-под земли выросли, и намеренья их дружескими никак нельзя было назвать… Никак… Настрой противников, окружавших Хельга, был воинственно-зловещим. И витязь скоро заметил, что один из бородачей явно готовился пустить в дело боевое копьё. Рука у мужика мускулистая, будто витой корень березы и жилистая. Такая рука промаха редко знает. Отважный Хельг решил принять смерть, как подобает воину: без крика, без просьб о пощаде и с прямым взглядом на противника… Вот только жить хотелось очень… Из-за верхушек деревьев